|
Иллюстрации Елены Станиковой
|
Белка оторвала горбушку от теплого еще каравая, куснула, выскочила из дома и побежала вприпрыжку по пыльной дороге. Торопилась. Мать в спину ей проворчала, что «надо козу подоить, кур поить, нечего по околице с мальчишками гонять». Она пыталась кормить Глебку, братец спал, выпятив толстые губы...
Оставалось перелезть через изгородь и нырнуть в густую траву на обочине. Трава выше головы. За полем сразу лес, рукой подать. Потянуло сыростью и холодом от оврага. Где-то внизу, в зарослях кустарника, шумел ручей. Белка сиганула вниз, цепляясь за ветки кустов, чтобы не расшибиться. И замерла.
Загон был на месте. Как и вчера, когда она на него наткнулась, забредя сюда. Испугалась насмерть. Потому что в углу загона лежал зверь.
Он и сейчас был тут. Ростом с теленка. Коротконогий, длинношеий, голова маленькая, будто змеиная, а жала нет. Вчера его стошнило. Глаза измученные, глупые иногда открывались, а потом закрывались.
«Страшный. Откуда выполз? Из болота, наверное», — подумалось Белке.
Белка пролезла сквозь странные тонкие железные прутья — такие она никогда не видела. Попробовала позвать — почмокала губами, поцокала языком, посвистела.
Зверь не двинулся, не откликнулся.
Сунула горбушку под нос. Не чует. Подняла его голову. Опять поднесла горбушку. Голова зверя свисла, будто у тряпичной куклы. Отпустила. Голова упала. Белка зачерпнула воды из ручья, прибежала, вылила на голову зверю. Не шелохнулся.
— Сдох, – прошептала девчонка.
— Кинетоз. Он не ест хлебобулочные изделия, — проскрипел кто-то.
Проскрипел совсем рядом, аж по спине холодом дало. Белка поискала глазами того, кто говорил.
И шарахнулась в сторону, уронила горбушку. Это забор из странных прутьев... разговаривал. Сейчас он шевельнулся, и стало видно говорящего.
— Хлебобулочные изделия диплодоки не едят.
Девчонка мелко задрожала. Она наконец рассмотрела того, кто с ней говорил. Не отличишь от забора, железный, и шип на голове трясется. Трясется и трясется.
— С голодухи все слопаешь, — пробормотала нерешительно Белка.
Тут из-под руки метнулась змеиная голова и сожрала горбушку. А шея толстая, шевелящаяся... Была она будто гадюка, обожравшаяся зайцами. Прошлым летом дед приволок из этого же оврага. Девчонка оступилась и села. Заплакала.
Страшилу стошнило. Горбушка вылетела из глотки.
— Не едят, — выдавила Белка.
— Не едят, — повторил Железный, закрутил башкой. Отделился от ограды и принялся что-то говорить, уставившись на ель напротив.
Вековая ель задрожала и стала дергаться. Поплыло марево. Так бывает в жару над полем. Вот уже и не ель.
«То ли мельница, то ли большой сарай. Нет, мельница. С оторванным колесом, как та, что заброшенная стоит на дальнем ручье».
Девчонка принялась икать.
А из мельницы выбрался мужик. Зипун его был серый и переходил сразу в штаны.
«Мельники все злые, Панька говорила». — Белка привалилась без сил к жёсткой ограде.
— Мимикрия барахлит. Ну что вы тут устроили, Саня? — тихо сказал мужик, с улыбкой поглядев на девчонку. Подошел, присел на корточки. — Испугалась? Ты на дочку мою похожа, на Альку. Ну что с тобой делать, бедолага? — Мужик погладил по голове страшилу.
Тот закрыл глаза. А мужик посмотрел на Железного.
— Девчонка права. От воды он очухался. Тебя как звать? Ты молчи, это ничего, только не пугайся так. Что ж мы на ближайшие миллион лет в округе всех распугали-то, Саня? Дочка летала со мной в прошлый раз в экспедицию, и как успела затащила зверушку на борт, ума не приложу. Не заметил, чуть с корабля не списали. Сам виноват, понятное дело. И конечно, Митя не прижился у нас. Чахнет он, не ест совсем, сама видишь. И укачивает его, теперь вот остановку сделали с Саней. А тут ты...
Он рассмеялся, испытующе глядя на девчушку. Та ошалевшими глазами уставилась на мельницу без колеса за его спиной.
И мужик в сером зипуне опять принялся рассказывать, как Митя у них шлепал по комнатам ночью, щипал искусственный бамбук на полу, спать не давал...
— А от бамбука его опять рвало, или не от бамбука. Как биологи сказали, воздух ему совсем не подходит. Вот везем назад, в родные места, в прошлое.
Говорил и говорил, то к Железному поворачивался, то к Белке.
— И вчера, наверное, ты приходила. Рассыпанные грибы помнишь, Сань? Спасать прибежала. Чудо конопатое. Перепугалась насмерть. Как бы ее разговорить? Алиску давно не видел, да.
Мужик-мельник встал, собрал в охапку длинношеего, положив его голову на плечо. Кивнул Железному: «Пошли, Саня», обернулся к Белке.
— Прощай. Хороший ты человек, Митю вот не бросила. Ну не поминай лихом.
И они пошли к мельнице друг за другом.
— Забор убери.
— Блок С-301 собирается после его полного освобождения.
— Да я помню, Саня, проследи, чтобы все хорошо было, ничего не осталось.
— Приступы кинетоза и интоксикации у диплодока Мити сопровождались рвотой и диареей.
— Это по природе, землей присыпь.
— Землей присыпать, — монотонно повторял Саня. — Алису давно не видел.
— Я тоже.
— Завтра выходной.
— Поеду, да, Саня.
— Саню возьми.
— Возьму, как я тебя не возьму...
Вот у мельницы лестница принялась складываться, потянула за собой забор. Все скрутилось и убралось. Мельник выглянул, махнул рукой. Дверь бесшумно закрылась.
Белка шагнула было к задрожавшей мельнице, но остановилась.
«А мельник вроде бы не злой, и Кинетоз этот».
И мельница исчезла.