Вольные сыны саратовского эфира (1966–1976 годы)
Тебя я, вольный сын эфира,
Возьму в надзвездные края...М.Ю. Лермонтов. Демон
Первое знакомство
После 2000 года редко услышишь на вещательных диапазонах в эфире «хулигана» — но наблюдения за редкими станциями я начинал именно с них, постепенно переключился на прием дальних вещательных: Пермь, Екатеринбург, Тирасполь и далее. Это хобби называется DX-ing — произносится как «ди-экс-инг».
Совсем не так было 40 лет тому назад. В 1966 году сразу после школы я поступил на первый курс Саратовского госуниверситета, СГУ. Уж такая выпала мне школьная судьба, что из десяти лет не менее восьми с половиной я учился во вторую смену. А теперь пришлось учиться с утра, после полудня возвращаясь домой. В один из первых дней я почти сразу же включил третьеклассный пятиламповый «Рекорд-53» и прослушал 25 метровый KB-поддиапазон, надеясь поймать дневные известия по Би-би-си или хотя бы «Голос Америки» на украинском языке, а затем переключился на СВ и начал крутить ручку к отметке «300 м» — там тогда работала «Торба», дающая сводки погоды и циркулярные распоряжения «для МВЛ и СХА», то есть для местных воздушных линий и сельхозавиации (на бипланах АН-2). Неожиданно я услышал женский голос: «Иркут, Иркут, я — Ангара, все поняла...» Через секунд 10–20 ответил «Иркут» (позывные помню до сих пор). По дальнейшему разговору понял, что это не проба служебной связи, а самодельщики, и поразился смелости — выйти в эфир «по собственному желанию»! На следующий день рассказал новым однокашникам, а меня подняли на смех, удивляясь моей темноте: оказывается, уже несколько лет на ДВ- и СВ-диапазонах вовсю работают нелегалы.
Информационная ситуация
В местном эфире устойчиво слушали единственную первую программу Всесоюзного радио. В Саратове ее передавала с Большой Кумысной поляны станция RW3 — по-русски «РВ-3», до февраля 1968 года — на частоте 340 кГц (волна 882,4 м). В том же диапазоне ДВ (тогда он кончался частотой 415 кГц) первую программу хорошо, если не было ближних помех, слушали на 236 кГц (Самара, бывший Куйбышев), похуже на 263 кГц (подмосковный передатчик — теперь он передает «Радио России» на 261 кГц), еще хуже на 254 кГц (Казань), где были также передачи на татарском языке. Иногда в середине дня появлялась еще одна подмосковная станция (где-то между 173 и 254 кГц), на которой медленно диктовали — для редакций районных газет — короткие тексты сообщений ТАСС: через секундные паузы произносили слова, а числа, аббревиатуры, имена и фамилии расшифровывали побуквенно.
В самом начале диапазона ДВ (около 400 кГц) работал с рассвета до полуночи «авиационный маяк» — кодом Морзе (с AM тоном 1000 Гц) давал «GN» (или по-русски «ГН»). Эта станция стояла во дворе жилого дома в центре города на улице Советской, по направлению север — юг вдоль нее заходили на посадку со стороны Волги самолеты — от Ли-2 в 1950-е годы до Як-40 и Ан-24 в 1970-е годы.
Диапазон СВ днем был пуст, пока в начале 1960-х годов здесь на 1000 кГц не появилась «Торба», работавшая на всю область — с ранней весны до поздней осени. Ее слушали, когда хотели узнать погоду в Саратове (на двух метеопостах — в аэропорту и на испытательном аэродроме авиазавода, то есть в противоположных концах вдоль Волги). При стабильной погоде сводку меняли через шесть часов, но бывали и «штормовые предупреждения». Давали температуру, давление, влажность, направление ветра. Иногда после погоды шло циркулярное сообщение, обычно после очередного «летного происшествия» или нагоняя от начальства.
Например, как-то вечером на закате «летуны» отправились в соседнее село за водкой — на бреющем полете, чтобы не засекли военные локаторы. Как обычно, по-чкаловски, поднырнули под ЛЭП, но от жары провода провисли ниже обычного уровня, а киль у АН-2 большой, зацепились, грохнулись, но остались живы и даже самолет не разбили. Об этом «Торба» талдычила месяца полтора или два. Ежедневно один-два раза в час потешалась вся Саратовская область, а также районы соседних областей России и Казахстана.
Только вечером, после наступления темноты, диапазон СВ оживал — первой появлялась на 557 кГц (из Волгограда) Первая программа Всесоюзного радио. Часто на 667 кГц — Литовское радио, на других частотах станции востока Украины (Донбасс), Казахстана, Азербайджана. После полуночи — иногда «Радио Ватикана» (но не по-русски) и Би-би-си на английском языке: это только в начале диапазона (1200–1600 кГц, то есть от 187 до 250 м). Зимой появлялись подмосковные станции со второй и третьей программами — на них обычно давали повторы передач, прошедших днем по Первой программе. Уверенного приема Второй и Третьей программ не было — сигналы слабые, а помехи казались чрезмерно раздражающими. Тогдашний уровень помех да в наше бы время — мечта несбыточная…
Музыкальная ситуация
Основными музыкальными жанрами на Первой программе были академическая классика — оперы, симфонии; камерная филармоническая музыка — романсы, инструментальные сочинения; фольклор (хор им. Пятницкого и другие национальные ансамбли); «гимнические» официозы («Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой», «Партия — наш рулевой», «Советская наша держава»). Музыкальные паузы заполнялись инструментальной музыкой, ариями, реже песнями.
Деление эстрады на «поп» и «рок» еще только обозначилось на Западе, в начале 1960-х годов журнал «Юный техник» опубликовал статью о сущности поп-арта — только изобразительного, а о музыке в ней было сказано вскользь, чуть-чуть. У нас же эстраду, в смысле «легкие жанры», держали на радио в загоне, ее дозировали помаленьку, были специальные передачи по 10–20 минут (до и после полудня). Исключение — сборные концерты по два-три часа, напрямую транслировавшиеся из праздничного зала, либо их записи (повторение «по просьбам трудящихся»). Новые песни звучали с киноэкрана, а в эфир они попадали с задержкой в полгода и более, пока фильм не обойдет большую часть СССР. Но сперва эти песни из кинофильмов появлялись на граммофонных пластинках — до конца 1960-х годов на скорости 78 оборотов в минуту. Магнитофоны были редкостью, а лента для них — жутким дефицитом. По доходности на первом месте стояла водка, на втором — кинопрокат, на третьем — грампластинки (далеко впереди автомобилей).
Когда Вторую всесоюзную программу преобразовали в «Маяк» (с 1 августа 1964 года), первые два-три года это было море эстрадной музыки, в основном архивной, но станция быстро переориентировалась на тематические репортажи и прочие разговорные жанры — лишь бы поменьше новинок эстрады. Года два на Первой программе по утрам дважды повторялась 25-минутная развлекательная программа под названием «Опять — двадцать пять!» — из материалов воскресной передачи «С добрым утром!», но ее дважды закрывали (в последний раз — накануне XXV съезда КПСС).
В 1940–1950-х годах существовала подпольно-кустарная индустрия пластинок «на костях», то есть на использованной толстой рентгеновской (крупноформатной — 24 х 30 см) фотопленке, естественно, на 78 оборотов в минуту. Но уже к началу 1960-х годов она не выдержала конкуренции (по качеству звука и по продолжительности записи) с магнитофоном и оставалась в сфере бытового обслуживания курортных зон — перейдя на 33 оборота в минуту и меньший диаметр пластинок. Магнитофоны становились все доступнее, а к началу 1960-х годов уже появилось первое поколение бардов (Окуджава, Визбор, Галич, Высоцкий), романтические песни («за туманом и за запахом тайги») звучали на радиостанции «Юность», а точнее, на ее предшественнице — ежедневной передаче молодежной редакции на Первой программе (по будням около получаса эфира).
Там в первые годы собралась группа авторов-исполнителей с гитарой (Ада Якушева, Юрий Визбор, Максим Кусургашев и другие) — они оживляли комсомольскую тематику собственными песнями и песнями собратьев по формирующемуся движению. Только там звучали первые записи Елены Камбуровой, из Высоцкого передавали «по заявкам» единственную песню — «Если друг оказался вдруг».
После полуночи по московскому времени (в Саратове тогда — после часа ночи) проводная сеть отключалась, а в эфире на Первой программе чередовались через день две музыкальные передачи: «После полуночи» (спокойная инструментальная музыка «нон-стоп») и молодежная «Для тех, кто не спит» (продукт того же коллектива, что делал «Юность»). Здесь впервые появилась в эфире Жанна Бичевская, по 3–4 песни пел Булат Окуджава...
Западное (джаз, блюз, ранний рок) попадало в Союз на пластинках. Иногда удавалось записать с эфира, если при хорошем прохождении не глушили ближние передатчики («Голос Америки» — в Турции, Би-би-си — на Кипре). И «радиохулиганская» сеть быстро заполнила музыкальную нишу официального эфира: в ход пускали любую новинку — от фонограммы кинофильма до неподцензурных Галича и Высоцкого.
Техническая база «сынов эфира»
Начинали с одноламповой приставки (обычно на «тройке», то есть на лампе 6П3С, реже на других приемно-усилительных) — ее прицепляли к любому аппарату с однотактным УНЧ: к радиограммофону, магнитофону, приемнику, иногда даже к телевизору. Схема приставки — простейший автогенератор с единственным колебательным контуром. Питание — за счет резерва мощности в аппарате.
Прародителями таких одноламповых приставок были опубликованные в конце 1940-х схемы для начинающих официальных любителей-связников в диапазоне УКВ 38–40 МГц (7,5 м) — его отняли у любителей в конце 1950-х годов, заменив на диапазон 28–29,7 МГц (10 м). Тогда на УКВ работали с AM (амплитудной модуляцией), как и на вещательных диапазонах ДВ, СВ и КВ. Источником для подражания могли быть и сельские рации «Урожай» — упрощенные версии армейских носимых станций.
Следующим по сложности шагом был двухтактный («тяни-толкай») передатчик на двух 6П3С с отдельным возбудителем (на той же 6П3С) и собственным источником питания — колебательная мощность примерно в три-четыре раза больше. Другой вариант — однотактная схема на «полтиннике», то есть на лампе ГУ-50. Но ей нужно повышенное анодное питание от 500 до 900 В — приходилось наматывать самодельный трансформатор. Особо продвинутые доходили до двухтактного передатчика на ГУ-50.
Иногда применяли лампу Г-807 — они лежали во всех магазинах, торговавших радиодеталями. эту лампу применяли на выходе строчной развертки в телевизоре «КВН-49»: его выпуск прекратился во второй половине 1950-х годов, а торговля была обязана иметь в продаже лампы на весь срок службы — официально не менее восьми лет. Но для питания Г-807 нужно не менее 1500 В, сложностей становилось еще больше.
Одноканальных телевизоров «КВН-49» (экран с диагональю 18 см — перед ним ставили линзу) было очень мало, фактически первым основным типом телевизоров в Саратове стали «Рекорды» с экраном 35 см (сперва с 5-канальным ПТП, затем с 12-канальным ПТК).
Антенну старались протянуть подлиннее и повыше, но чтобы не очень заметно: маскировали под крышами сараев и домов, если кровля не железная. Работали в радиосеть — провод стальной, но покрыт медью, потери — на скрутках, но он протянут вдоль улицы; запеленговать рамочной антенной практически невозможно. По слухам, кто-то успешно работал в уличную электросеть.
Угасанию «вольного эфира» в немалой степени способствовали вымирание ламповой техники (конец 1970 — начало 1980-х годов) и замена ее на транзисторную, а к низковольтному бестрансформаторному УНЧ передатчик напрямую не прицепишь. Ламповая бытовая техника вымирала — в ней высыхали высоковольтные электролитические конденсаторы, производимые из года в год все меньше — и по количеству, и по ассортименту.
Вокруг явления
Итак, состряпав из консервной банки приставку с одной лампой (6П3С) и забросив на дерево около дома кусок провода (10–15 метров), а ко входу «звукосниматель» подключив микрофон (угольный капсюль из телефонной трубки, питаемый одним гальваническим элементом «373» за 17 копеек), получаешь интересный эффект: ты говоришь, а тебя слышат в радиусе 3–5 км! Если потом сделаешь кое-что получше, то услышат и на другом конце города. Трепались в эфире обо всем, не экономя матерков: о пьянке, о мордобое, о дефицитных товарах. Но главным шиком было прокрутить свежую фонограмму, недавно завезенную в город, — это могли сделать владельцы магнитофонов. С середины 60-х годов ежедневно в вольном эфире можно было послушать бардов (все они нынче — классики), новинки попсы (ВИА — вокально-инструментальные ансамбли), песни «Битлз» и прочее из-за бугра.
Работали до 5–6 часов вечера, то есть до начала телепередач (днем тогда был перерыв), так как от простых схем шли помехи (гармоники и другие внеполосные частоты), а соседи могли опознать хулигана по голосу (паразитная ЧМ принималась телевизором). Конспирация была не роскошью, а необходимостью. В первый раз, помимо штрафа 50 рублей (месячный оклад уборщицы, ночного сторожа), увозили из квартиры всю радиоаппаратуру, кроме трансляционного динамика, даже телевизор! Во второй раз штраф был больше в три-четыре раза. В третий раз отдавали под суд — обычно 206-я статья УК, «Злостное хулиганство».
Позывные могли совпасть у маломощных новичков в разных частях города — человек пять-шесть в начале 1960-х годов называли себя «Князь». Но две мощнейшие станции четко, громко, разборчиво, то есть с максимальными оценками сигнала (по шкале РСМ=595, или по шкале СИНПО=55555), прослушивались во всех концах Саратова и Энгельса: «Омега» (на Соколовой горе, около аэропорта) и «Киловатт» (недалеко от Речного вокзала, то есть в старейшей части города, в границах крепостной стены, взятой войсками Пугачева с согласия казачьей части гарнизона). «Киловатта» судили дважды: в первый раз дали срок условно; во второй раз он сел по-настоящему.
Воскресенье 13 сентября 1976 года — последний день активности. Эфир кишит. Только с полудня до захода солнца я за пару часов записал более сотни позывных и бросил это дело. С понедельника, 14 сентября, началось прочесывание города. Дошла очередь до Саратова: прислали разъездную бригаду пеленгаторов с новейшей на то время техникой. Помехи от хулиганов портили связь авиаторам, «скорой помощи», милиции, газовикам, телефонной сети «Алтай» и т.п. Засекли не более 1/20 ежедневно активных, но более 3–4 лет перепуганные уцелевшие помалкивали.
Тем временем возникла «новая волна» — в проводной сети после полуночи. Как только отключали радиоузлы, из репродукторов слышались слабые голоса операторов и музыка. Это с выхода магнитофона (как правило, уже транзисторного) протянули в розетку пару проводов. Особо продвинутые закорачивали квартирные балластные резисторы (два по 240 Ом) в распределительной коробке на лестничной клетке. Были случаи, когда с гражданами случался ночной испуг: они просыпались от шепота из оставленного включенным динамика, думая, что к ним забрались воры!
«Новая волна» была хорошо забытым старым. Еще до середины 1950-х годов в перерыв (для технического обслуживания радиоузлов, обычно между полуднем и концом рабочего дня) случались такие самовольные «врезки» в радиосеть. Немедленно кто-нибудь доносил, а по сети начинали передавать грозное предупреждение — боялись самой возможности нецензурных передач. Хотя, кроме невинной эстрады, я ни разу ничего другого не слышал: ни иностранной музыки, ни самодеятельности (под гитару), ни «блатного шансона», ни похабщины.
Внутри явления
«Вольными сынами эфира» становились обычно в возрасте от 12 до 15 лет, а бросали это дело от 18 до 20. Основная масса — школьники, учащиеся ПТУ, техникумов, студенты 1–2-го курсов, особенно живущие в общежитиях. Возвратившиеся из армии возобновляли работу на год-два, потом появлялись новые заботы и интересы.
Ближние связи происходили внутри агломерации Саратов — Энгельс: с пригородными совхозами и рабочими поселками (при железнодорожных станциях) их суммарное население в середине 1970-х годов превысило 1 млн. человек. Перешедшие в «тяжелую категорию» (в том числе старше 20 лет) — с мощностью 20–100 Вт в антенне — связывались после полуночи с райцентрами своей и соседних областей до 500–1000 км от Саратова, даже с городами Северного Кавказа и Юго-Восточной Украины (Харьков, Донбасс — там уже была то время сплошная агломерация, один из активнейших в СССР радиорегионов), с городами северо-восточного сектора (Горький, Казань). Уходили за пределы вещательного диапазона — от 1600 до 3500 кГц, то есть по старой классификации — на «промежуточные волны», на которых, кстати, и были в 1920-е годы установлены первые любительские дальние связи! Ночной всесоюзный «круглый стол» был на длинной волне 1000 м (300 кГц) — дальность доходила до 2000 км (но какую надо было иметь для этого антенну!).
Немногие из хулиганов переходили в официальные любители: техника там посерьезнее, без лабораторных приборов ее не настроишь. Главные сложности — получить разрешение: куча справок и характеристик, почти как на выезд за рубеж (разве что без беседы на заседании партийно-идеологической комиссии — с дурацкими вопросами по международной и внутренней политике партии и правительства). Бумаги эти давали крайне неохотно, волокитили по два-три года.
А еще надо было осваивать коды, радиожаргон, основы разговорного английского, азбуку Морзе (для связей на KB — обязательно). Начинающим тогда разрешался телефон в диапазоне «10 метров» (и на «2 м», но этот диапазон в Саратове был практически пуст). Тем более что в официальном эфире круг тематики ограничен: никакого «базара» и музыки! Закрывали станции за передачу простейших сообщений: «встречай поезд №... вагон №... ». Адреса и телефоны — под запретом, даже адрес городского радиоклуба для иногородних был секретом, горсправка справку не давала! Хотя в Саратове он тогда находился на краю центральной площади (Театральной), летом из раскрытых окон на первом этаже были видны аппаратура и люди в наушниках, писк морзянки был слышен за 20 шагов по тротуару.
Впрочем, у «вольных сынов эфира» самоцензура была на высоте (матерщина не в счет). Вершина эротики — запись песни под гитару «Поспели вишни в саду у дяди Вани» — со словами: «а где же дядя Ваня? Он с тетей Груней в колхозной бане». С политикой — намного строже, ее касались редко и вскользь. Например, иронически вспоминали Хрущева, его любимые поговорки: «Но поймите меня, товарищи, правильно», «Черного кобеля не отмоешь добела». Самым политически резким был житель окраины с прибауткой: «Сижу — скучаю в колхозе «20 лет неурожая». За это могли дать 190-ю статью как начинающему диссиденту «за распространение заведомо ложных измышлений».
Прелести прямого эфира
Речь большинства оригинальностью не блистала, изобиловала штампами и жаргонами: ништяк, это самое, со страстной силой, что к чему и почем, всю дорогу (калька с английского allways), в натуре — типичный говорок подростков, кучкой стоявших у ворот или в подъезде большого дома.
Разговоры старых знакомых (по жизни, а не только по эфиру) живее и содержательнее — иногда с кличками и именами общих друзей, но никогда с адресами и фамилиями: конспирация в эфире — святое дело. Впервые связавшиеся друг с другом обычно темнили — избегали отвечать на вопрос, какой у них передатчик (чтобы не оценили расстояние) и какая антенна. Меняли позывные, отрекались от старых, хотя голос на старой аппаратуре без переделок звучал по-прежнему. Затаивались на несколько дней («радиомолчание»), общий вызов давали редко («Всем для всех, работает «Князь», прошу отвечать на моей волне...»). Пеленгаторам ведь только и надо, чтобы передача без пауз длилась подольше.
Случались истории поразительные. Однажды более трех часов на полгорода транслировался из квартиры пьяный скандал: с матом, битьем посуды, слезами, упреками. Микрофон работал чисто, громко, разборчиво, пока «сын эфира» не спохватился и не выключил передатчик... Через полчаса он возобновил работу, а на вопросы постоянного корреспондента отвечал: «Дело обычное, у нас так часто, но ничего...» Иногда появлялись голоса «дочерей эфира» — сестер и подруг «сынов», они были звучнее и четче, чем у парней, половина которых гнусавила и шепелявила, иногда — с сигаретой в зубах. Начинался «эфирный флирт» — развлечение для слушателей. В целом «братство вольного эфира» интеллектом не блистало, устремлений к духовному развитию не проявляло.
В конце 1990-х годов иногда (по ночам) еще прослушивались дальние связи «сынов» и на СВ, и на ДВ 1000 м — с Украиной, Челябинском, Пермью, Баку, Оренбургом (до 1000 км). Через 30–40 лет сохранилась та же манера речи, штампы обновились, материться стали чаще и больше... Набор позывных такой же, снова от А до Я... Последнее наблюдение: 4 апреля 2002 года, перед рассветом, на СВ — волна около 200 м. «Букет» (Уфа): «Всем дальним...» Ответа уже не было.