За что сожгли Джордано Бруно?

В 1995 году астрономы открыли первую планету вблизи иного солнца, и с тех пор число экзопланет перевалило за две сотни. Они самые разные, широчайшего спектра масс и расстояний от светила. Стирается даже грань между ними и звездами, и непонятно, например, что такое бурые гиганты и горячие Юпитеры — чудовищные планеты или карликовые звезды? В общем, наше космическое одиночество закончилось.

А ведь все это еще четыреста лет назад предсказал человек, который стал символом нового времени и был сожжен в Риме, на Кампо деи Фиори по весьма невнятному приговору. За что? Мы со школьной скамьи знаем, что за идею множественности миров. Однако времена меняются, и сейчас снова пытаются принизить роль Джордано Бруно. Поговаривают, что и ученым он не был, и казнили его за обычную ересь, а то и вовсе за политику, мол, не к той партии пристал. Попробуем разобраться.

Вот все восемь пунктов предъявленного ему обвинения.

1. Поддержка мнений, противных католической вере, и выступления против нее и против ее слуг.

2. Поддержка ошибочных мнений о Троице, божественности Христа и его воплощении.

3. Поддержка ошибочных мнений о Христе.

4. Поддержка ошибочных мнений о пресуществлении и богослужении.

5. Провозглашение существования множественности миров и их вечности.

6. Вера в переселение душ.

7. Занятия магией и ворожбой.

8. Отрицание девственности Девы Марии.

Что ж, характер у философа был несносный, а гордыня непомерна, и он действительно не стеснялся в критике церкви, ее обрядов и иерархов. Но подобную критику себе позволяли многие. Почему именно Бруно надо было сжигать так демонстративно? Ведь в приговоре нет даже ссылок на конкретные обстоятельства: когда он говорил подобное, где, кому и в каких именно выражениях. А ведь следствие длилось целых восемь лет, времени разобраться хватало!

Что-то тут не так. Формальная сторона дела в суде инквизиции была поставлена хорошо. Например, первое, о чем спросили арестованного Бруно, — не знает ли он, по чьему навету оказался в узилище. Тот ответил, что абсолютно убежден как в личности доносчика, так и в его мотивах. По закону от обвинения на основе этого доноса пришлось отказаться и еще много лет собирать доказательства вины! Мало того, когда на философа донесли сокамерники (он и в тюрьме развивал свои взгляды!), то и это не могло рассматриваться в качестве обвинения, ибо исходило от лиц заинтересованных. Ну а ворожбой и магией тогда половина Европы занималась.

Читать протоколы допросов тяжело. Вот Бруно «допрошен надлежащим образом» — и начинает каяться и клясться. Однако так и не появляются убедительные доказательства его богохульства и святотатства. Множественность миров? Но видный ученый, философ и деятель церкви Николай Кузанский задолго до Бруно возродил античную идею бесконечной Вселенной с бесконечным числом планет — и никого это не возмутило. Светоч церкви и князь философов Фома Аквинский и до Кузанца в этом не сомневался. Каноник Коперник остановил Солнце, сдвинул Землю с места за полвека до работ Бруно — и опять ничего. Он боялся не за себя, он не хотел навредить церкви и сам задерживал публикацию своего труда. Нет, опасна была не сама идея множественности миров, а ее трактовка. Чем же так напугал священников Ноланец?

Вытекающие из идеи множественности миров взгляды на возможности Бога и на круг его задач уже затрагивают самые основы веры, хотя Бруно в своей космологии был святее Папы Римского: он исходил из концепции Бога куда более величественного, чем смогли вообразить авторы идеи единого, универсального Бога. Бог Бруно — это не локальный Бог Земли, но грандиозный, бесконечно могущественный Бог бесконечной Вселенной!

Наш Бог еще божественнее, чем мы думали? Прекрасно, тем более надо верить в него. Увы, как раз с верой, с ее догматами получается не очень хорошо. Ведь для Бога бесконечной Вселенной наша Земля, затерянная в безднах пространства, и ее обитатели не представляет особой ценности. Неужели он будет Богом не всех миров, но только католической религии, одной из многих религий даже на этой пылинке? Вот к чему ведут четвертый и пятый пункты обвинения.

Божественное начало не может быть пассивным, писал философ, это недостойно его! Действительно, стоит только всерьез признать, что Бог всемогущ, — и придется доводить эту идею до логического конца. Придется отбросить и троичность, и антропоморфность Творца — зачем они? Неужели демиург такой мощи сочтет достойным себя создание одного-единственного авраамо-птолемеевского мирка? Нет, конечно! Творение должно быть равновелико творцу, и мир неминуемо оказывается бесконечным, а сам творец сливается со своим творением.

Но и на этом не удастся остановиться. Бесконечное всемогущество Бога необходимо потребует бескрайности мира не только в пространстве, но и во времени! Над вопросом о том, что делал Бог до того, как Он начал свое дело, боялся задумываться даже такой титан, как Августин Блаженный. Он раздраженно обрывал подобные речи, заявляя, что именно для излишне любопытных Бог и приуготовил ад.

Парадоксальным образом, ставя Бога на его законное место, Бруно выбивал почву из-под фундамента церкви! Вечность Вселенной лишает смысла разговоры о творении, якобы начавшемся в один прекрасный понедельник семь с пловиной тысяч лет тому назад. Мало того, дерзкий философ рушил не только вселенский и земной порядок, он лез в душу. Бывший доминиканец хорошо знал больные места церкви и дал нашим душам волю. Для перемещения по Вселенной он предоставил им способность к метемпсихозису, или реинкарнации, и связал тем самым свою грандиозную картину мироздания прочными духовными нитями.

Он лишал церковь главного ее оружия — неотвратимости Страшного суда и кары, а ведь власть над душами основа основ любой религии. Неужели безгранично всемогущему творцу важна столь бесконечно малая задача, как подсчет грехов и духовных подвигов недолговечных и не слишком уж разумных белковых существ на одной из пылинок Вселенной? Или достойно Ему заниматься списанием совсем уж безнадежных грешников в ад? Да и какой ад, какой дьявол может иметь место при творце такой мощи?!

Бруно обвиняли даже в атеизме, но к идее о множественности обитаемых миров он пришел, размышляя о природе Бога! Не научным путем — первый телескоп был собран Галилеем лишь через девять лет после казни философа, — а путем размышлений над структурой мира. Так он и говорит в своих знаменитых «Диалогах». Для него мир и Бог были неразрывно связаны и даже эквивалентны.

Далее в «Диалогах» Бруно (а не Декарт тридцатью годами позже!) вводит понятие эфира как физического поля, критикует Аристотеля и показывает, как учение Коперника подтверждает его, Бруно, идеи. Он не зря ценил Фому Аквинского и сам был мастером рассуждений. В третьем диалоге, исходя из посылки, что все части Вселенной состоят из одинаковых элементов, он доказывает обитаемость множественных миров.

Однако это подрывает идею искупительной жертвы и концепцию церкви как дома Божьего на земле. Невозможно представить — Станислав Лем писал об этом — миллионы повторяющихся распятий, вознесений и воплощений, бесконечные множества христов и страшных судов — это уже явный абсурд, и Бог не может играть в такие игры.

Что ж, Ивану Карамазову не зря снился его сон, в котором инквизиция готова отправить на костер вернувшегося Христа, ведь Второе пришествие прекращает миссию церковного служения — в крайнем случае церковнослужители обойдутся и без Христа. Однако вряд ли они могли смириться с представлением о том, что их церковь лишь одна из бесчисленных церквей безграничного мира, причем, вполне возможно, провинциальной. Миры ведь могут оказаться различными, могут быть и сверкающие метрополии, на фоне которых мы окажемся захолустьем. И чего тогда будет стоить наместничество Римского Папы на Земле? Блэза Паскаля пугала бездушная, бесконечная Вселенная, но Бруно верил в Создателя и поэтому не боялся бесконечности, не побоялся додумать опасную мысль о пределах Бога почти до самого конца и пришел к выводу, что этих пределов нет. И это очень печальный для церкви факт. Если же пойти дальше, то выяснится, что в бесконечной и вечной Вселенной Бог не нужен, поскольку не следует без необходимости умножать число сущностей. Не исключено, что именно такая опасная мысль и пришла в голову членам суда, побудив их вынести приговор.

Увы, прагматиком, как Галилео Галилей, Бруно не был. Если во всех остальных грехах он покаялся, то в вопросе о множественности миров остался непоколебимо тверд. Поэтому у суда инквизиции, пожалуй, и не было иного выхода, как зажечь тот костер на Кампо деи Фиори. И популяризировать столь опасные идеи, хотя бы только включая, зачитывая и разъясняя их в пунктах обвинения, она не рискнула. Не зря Бруно предупреждал палачей, что им будет страшнее вынести приговор, чем ему его встретить.

История оказалась весьма упруга, и одним минимально необходимым вмешательством, как тот костер, — не обойтись. Время длится, и тянется, и дотягивается до нас, ныне живущих. Гипотеза Бруно получает в наше время новое дыхание и в теории струн, и в инфляционной теории и возрождает на новом уровне представление мира, как Multiverse — мира множественных вселенных. И это грандиозно.