Генетики считают обманутых мужей
Деликатный вопрос: у скольких людей биологический отец — не тот, что записан в документах? Специалисты в области популяционной генетики могут ответить на этот вопрос. И не только нашим современникам, но и предкам, жившим четыре-пять веков назад.
 |
|
На картине Яна Стена «Празднование крестин» (1664) счастливый отец держит ребенка, а молодой гость позади него показывает рожки |
Каждый третий?!
«Поздравь! Еще один солдат.
У Франции!» — Какой-то град
Ребячий! Не моргну без сына!
«Не опоздайте на крестины!»
— О Господи! — «Наш сын здоров».
— Да сколько ж у меня сынов?!
Достаточно! Пора бы дочку!
«Готовь крестильную сорочку.
Но розовую: дочь…» — Пойдут
Наследницы теперь! — «Ты плут:
Мне сына посулил, а в качке
Дочь заливается…»
— Горячка!
Дотанцевался, любодей!
«Забывчивейший из друзей,
Такие глазки не у вас ли?»
Да что ж это такое? Ясли?..
Марина Цветаева. Феник
Старый Казанова в пьесе Цветаевой, перебирая письма любовниц, грустит о том, что все его приключения — тщета и суета. Ну а каково мужьям его женщин, которым приходится растить черноглазых и черноволосых младенцев? Не знаю, кто придумал, что ревность — это смешно.
Старая драма: цивилизованное общество считает желательным поведением моногамию, но люди на самом деле полигамны. Все это знают. Мужчины заводят романы с чужими женами, жены отвечают взаимностью всяким проходимцам. Биологи это объясняют, используя популярную терминологию «эгоистичного гена». Мужчинам, чей организм производит огромное число половых клеток, выгодно заводить много связей, причем желательно с замужними женщинами, чтобы избежать затрат на выращивание потомства. Посмотрите на того же Казанову, существенно увеличившего население Европы: какой репродуктивный успех! У женщины яйцеклеток намного меньше, чем у мужчины сперматозоидов, да и времени, и сил на производство потомства приходится затрачивать больше. Но и женщине выгодно скомбинировать свои гены с генами обладателя таких выгодных качеств, как здоровье, приятная внешность и веселый нрав, а если эти качества не сочетаются с материальной обеспеченностью — на то есть законный муж, он прокормит. Вот и у моногамных певчих птиц, как теперь известно благодаря успехам генетики, каждый десятый птенец в гнезде не от того отца. Мы ведь не верим, что люди какие-то особенные и законы природы для них не писаны? Люди такие же, факт.
Вероятно, еще в древнеримском трактире можно было услышать, что люди именно таковы (конечно, без ссылок на гены, но сути это не меняет). О том же повествуют картины и книги, песни, спектакли и фильмы всех времен и народов. Тема супружеской неверности — болезненная, табуированная, но о чем и рассказывать интересные истории, как не о болезненном и табуированном? Все это, однако, не помешало европейской и американской общественности XX века страшно удивиться и возмутиться, когда вышли в свет знаменитые «Отчеты Кинси» — монографии «Сексуальное поведение самца человека» (1948) и «Сексуальное поведение самки человека» (1953), написанные сексологом Альфредом Кинси с соавторами по результатам анонимного анкетирования. Среди прочих возмутительных вещей там говорилось, что около 26% замужних женщин хотя бы раз в жизни имели внебрачные отношения. А остальные, наверное, просто не признаются даже в анонимных опросах; кстати, среди мужчин призналась половина… Конечно, никто не надеялся, что люди так строго моногамны, как требуют церковь и общественная мораль, но — каждая четвертая жена? Ужас, ужас.
И как бы узнать про самое страшное: сколько отцов воспитывают чужих детей? Какой процент людей рожден не от тех пап, которые записаны в документах? У биологов этот показатель называется «отцовство вне пары» (extra-pair paternity, EPP; по-русски пусть будет ОВП). Нет, «внебрачное» не подходит, поскольку не всякое «совместное проживание с ведением общего хозяйства» — именно брак.
Традиционный ответ, который давали на этот вопрос исследователи человеческого поведения после Кинси: наверное, около 10–30%, точное значение зависит от времен и нравов, а также от метода исследования, но порядок величин примерно такой в любом случае. Каждый десятый или даже каждый третий…
Гораздо меньше?
— Кто черту — сын, а вы — отец:
Трудами вашими рогат
Весь мир, мессэре!
— Шут проклятый!
Вон!!!
— Лондон — Рим — Париж — куда ни кинешь взгляд —
По всей Европе ваши чертенята!
Марина Цветаева. Приключение
Десять — тридцать процентов — это очень много, но как будто соответствует информации о супружеских изменах, полученной при опросах (прямую информацию о детях, зачатых при внебрачном сексе, из первых рук получить сложно: ответа на вопрос «ваш сын, записанный за законным супругом, случайно не от любовника?» может не знать и сама женщина, даже если предположить, что захочет ответить).
Сходные величины получались и при более сложных расчетах, основанных, например, на сравнении вкладов в заботу о ребенке тетушек и дядюшек с отцовской и материнской стороны. Мамины родственники заботятся больше, вероятно, потому, что уверены: у ребенка есть их гены, а меньшая забота со стороны отцовских братьев и сестер отражает степень их неуверенности в родстве с ребенком, которая, в свою очередь, отражает реальную ситуацию с родством… Звучит немного запутанно, однако на животных такие модели работают. Наша привязанность к ближнему — проекция заботы наших генов о своих копиях, говорит теория эгоистичного гена; нет общих генов — нет привязанности, кроме, разумеется, культурно обусловленной…
Погодите, но в XXI веке как будто бы нет надобности вычислять такие вещи по косвенным данным? Установление отцовства прямым методом — с помощью ДНК-анализа — давно уже не эксклюзивный лабораторный эксперимент, а рутинная услуга, которой пользуются миллионы. В геномах матери, ребенка и предполагаемого отца исследуют вариабельные участки, содержащие короткие тандемные повторы (STR, от short tandem repeats). Число повторов в каждом участке варьирует у разных людей, а ребенок, естественно, получает эти участки от отца либо от матери. И если вместо отцовских присутствуют участки, полученные от кого-то третьего, — стало быть, результат теста отрицательный. Надежность метода сомнений не вызывает, а итоги, если спросить о соотношении ответов «да» и «нет», те же самые: примерно в 30% случаев отцовство не подтверждается.
И вот уже прекрасные популярные книги, такие как «Третий шимпанзе» Джареда Даймонда или «Wired for Culture» Марка Пейджела, приводят эти значения — 10–30%. Неужели это правда? Нет, насчет себя-то я уверена, я — вылитый папа, но если взять наудачу десять моих ровесников, значит, минимум у одного, а то и у трех — неправильное отчество? Так говорит наука?
Однако наука тем и замечательна, что все подвергает сомнению. ДНК-анализ — это прекрасно, но заметим, что за установлением отцовства обращаются те, у кого есть веские причины для неуверенности. Или не очень веские, судя по тому, что две трети получают положительный ответ, но так или иначе большая часть популяции, которая такой услугой не пользуется, в выборку не попадает. А разобраться в этом вопросе необходимо, хотя бы для того, чтобы понимать, насколько полезны генеалогические данные, скажем, когда надо высчитать частоту заболевания в семье. Если у каждого третьего паспортное отцовство не совпадает с биологическим, так лучше и не тратить время.
И вот тут выяснилось удивительное. Частота отцовства вне пары в человеческих популяциях весьма низка.
Исследования в современных популяциях, включая те, что были проведены по независимым поводам (например, при поисках доноров для трансплантации), дали весьма скромные значения: 1–2%. В некоторых исследованных группах еще меньше, например у сефардских коэнов в 1999 году намерили всего 0,4%, правда, и выборка была небольшая — всего 24 образца, и как-никак это сословие еврейских священнослужителей.
Ну хорошо, сказали критики. А чего, интересно, вы хотели? Мы живем в эпоху контроля рождаемости, когда самые безответственные женщины и мужчины знают, отчего получаются дети и что надо делать, чтобы этого избежать. Даже в просвещенном XXI веке риски для уличенных в неверности остаются высокими — от финансового ущерба до серьезного вреда здоровью. Сегодня человеку вполне по силам обмануть эгоистичные гены — сексом заняться, а новых «машин выживания» для своих и партнерских генов не наделать, сохранить все в тайне и не устраивать драм. Но так конечно же было не всегда. Есть данные, согласно которым в XX веке число детей, рожденных не от мужей, начало снижаться именно тогда, когда широко распространились противозачаточные средства. Если бы мы могли проверить, как с этим обстояли дела в прошлые века, наверняка получили бы какие надо цифры: десятки процентов, а не единицы.
Но вообще-то мы можем.
Область научных интересов Мартена Лармусо из Католического университета в Лувене (Бельгия) — междисциплинарные исследования в области генетической генеалогии. Экспоненциальное увеличение количества данных и возможность за доступные деньги организовать исследование именно в тех группах, которые интересуют исследователя, позволили этой науке «достичь совершеннолетия», как говорится на его странице на сайте университета — перебросить новые мосты между гуманитарными дисциплинами и науками о жизни, сделать фундаментальные открытия и создать практические приложения, например, для нужд криминалистики.
Статья Мартена Лармусо с соавторами, опубликованная в 2013 году в журнале «Proceedings of the Royal Society B», как и некоторые последующие их публикации, проясняет интересующий нас вопрос: часто ли мужья неверных женщин воспитывают чужих детей.
Рожки Y-хромосомы
— Не совсем, — вымолвила леди Элис, — если, конечно, не считать генетическим дефектом, что он на одну восьмую цетагандийский гем-лорд.
— Ого! — Майлз обомлел. — И когда же это произошло?
— Уж подсчитать-то ты можешь и сам, — буркнул Айвен.
— Смотря по какой линии это идет.
— По мужской, — уточнила леди Элис. — К сожалению.
Так, все верно. Дед Рене, будущий седьмой граф Форбреттен, действительно родился в разгар цетагандийской оккупации.
Лоис Буджолд. Гражданская кампания
Как известно, мужская половая хромосома, или Y-хромосома, передается от отца к сыновьям практически без изменений, не считая мутаций. Этим она отличается от соматических (неполовых) парных хромосом, которые в каждом поколении обмениваются участками. Исследуя Y-хромосому, можно прослеживать родство не в одном поколении, а более глубоко, хоть на века. По сути, это своего рода генетический аналог фамилии, которая у европейских народов обычно тоже передается по мужской линии. Вот почему Y-хромосома — идеальный маркер для поиска эпизодов ОВП.
Были попытки пойти простым путем: взять однофамильцев, посмотреть у них варианты Y-хромосомы (эти варианты называют гаплогруппами) и оценить долю подозрительных примесей. Действительно, у однофамильцев чаще встречаются одинаковые гаплогруппы, чем в среднем по популяции. Однако не все носители одной и той же фамилии происходят от общего предка. Smith по-английски «кузнец», так что родоначальники разных линий Смитов могут быть коллегами, а вовсе не родственниками, русские Ивановы — потомки разных людей по имени Иван. У них неодинаковые Y-хромосомы, но к супружеским изменам это не имеет никакого отношения.
Лармусо с коллегами действовали аккуратнее. Они взяли генеалогии соотечественников-фламандцев, стараясь охватить все самые распространенные фамилии и все слои общества. Генеалогии выбирали такие, чтобы мужские линии были документированы до начала XIX века. Затем подбирали пары мужчин, имеющих общего предка по мужской линии и разделенных более чем шестью коленами (шесть колен — это, например, правнуки общего прадеда; три колена вверх по родословному древу, три — вниз к другому правнуку, иными словами, шесть эпизодов образования половых клеток и шесть возможностей ОВП). Соблюдение этого условия давало исследованию необходимую глубину во времени.
Если генеалогические записи соответствуют биологической реальности, Y-хромосомы у двоих таких мужчин должны быть одинаковыми, не считая мутаций. Скорость накопления мутаций в Y-хромосоме известна, и если наблюдаются более резкие отличия — значит, кто-то в этих шести коленах получил Y-хромосому не от общего предка, основателя фамилии, а совсем из другого источника.
Понятно, что такой метод не выявит дочерей и внучек Казановы, у женщин Y-хромосомы нет. Но ведь наша задача — не уличить всех, а подсчитать долю ОВП. Такую возможность исследование Y-хромосомы дает, хоть и рассматривает только мужскую линию.
Ученые выбрали 60 пар родственников по мужской линии (естественно, объяснив мужчинам суть исследования и получив согласие на участие по всей форме; отказавшихся не было, пишут авторы статьи). Сравнивали не только участки с тандемными повторами, традиционно используемые для ДНК-дактилоскопии, но и однонуклеотидные замены, то есть исследование было достаточно детальным. В восьми случаях обнаружили неидентичность Y-хромосомы. Кажется, много — однако следует иметь в виду, что замена могла произойти в любом из поколений, а самую дальнородственную пару разделяло 31 колено. Исследуя Y-хромосомы наших современников, мы получаем спрессованные в одном поколении данные о супружеских изменах всех их предков, до последнего общего предка включительно. Чтобы получить частоту ОВП в каждом поколении, надо учесть этот момент. И если учесть, то она составляет около 0,91. Не каждый десятый, а каждый сотый. То, что «все знают», в очередной раз оказалось неверным.
Авторы статьи подчеркивают, что у метода есть ограничения. С его помощью нельзя отличить обман мужа от тайного усыновления — когда чужого ребенка назвали родным с ведома и согласия всех членов семьи, а посторонним ничего не сказали. С другой стороны, если имела место внебрачная связь с близким родственником мужа (а такие случаи бывают в суровых патриархальных и моногамных обществах, вспомним хотя бы о снохачестве в российских крестьянских семьях), — ребенок от этой связи не будет идентифицирован как «чужой». Наконец, если где-то в генеалогической цепочке между двумя участниками исследования случился не один адюльтер, а два или три, то есть Y-хромосома заменилась несколько раз, больше одного раза мы увидеть не сможем. Однако эти события не должны существенно изменить общую картину.
Лармусо с коллегами проверили себя другим методом. В Бельгии, кроме фламандцев, живут выходцы из Северной Франции. Иммигрировали они давно, в конце XVI столетия, от местных жителей не отличаются практически ничем, кроме фамилий — французских, а не фламандских. Соответственно, отличаются и гаплогруппы Y-хромосом: у фламандцев чаще встречаются одни, у французов другие. Но в социальной сфере различий нет, то есть вероятность возникновения отношений между фламандцем и француженкой и наоборот — ровно такая же, как между фламандцем и фламандкой. А теперь внимание: берем носителей одних и тех же французских фамилий, живущих вперемежку с фламандцами, берем другую группу — тех же французов, но оставшихся во Франции, считаем частоты гаплогрупп. Потом то же самое делаем с фламандскими фамилиями: считаем частоты в коренной популяции и в местах совместного проживания с пришельцами из Франции. По сдвигам частот после смещения можно оценить интересующий нас показатель: насколько часто во французские фамилии нелегально проникают фламандские гаплогруппы, и наоборот.
Этот метод, менее прямой и явно не такой точный, дал значение ОВП в целых 2%! Если взять верхний 95%-ный доверительный интервал, получится даже 8%, но фактическая оценка близка к той, что получена методом сравнения Y-хромосом в парах.
Существуют и другие методы сопоставления генеалогий и фамилий со статусом Y-хромосомы. Подобные исследования в последние годы проводили разные научные группы, и результаты были весьма сходными. Вот цифры из доклада Мартена Лармусо, с которым он выступил в мае в московском Институте общей генетики — проценты ОВП на одно поколение:
— Бельгия: 0,9% за последние 500 лет;
— Нидерланды: 0,9% за 400 лет;
— Италия: 1,2% за 400 лет;
— Испания: 0,6—1,7% за 500 лет;
— Сербия: менее 0,5% за 300 лет;
— Южная Африка: 0,9% за 300 лет;
— Мали (популяция догонов, устная генеалогия): 1,8% за 300 лет.
Разные страны, разные нравы, и нигде не дотягивают даже до двух-трех процентов, какие уж там 30… Похоже, мы не все знаем о природе и обществе, женском коварстве и мужском легкомыслии.
Но как же так? Как же выкладки эволюционистов, законы природы? Ведь установленный опросами процент супружеской неверности никто не отменял, а в отсутствие контрацептивов… Тут возможно несколько объяснений.
Прежде всего: процент неверных жен — совершенно не то же самое, что процент половых актов не с мужем, и не следует путать эти цифры. Если женщина была неверна лишь однажды, а все остальное время аккуратно исполняла супружеский долг, откуда взяться 30%-ной вероятности внебрачных детей, даже если таких единожды неверных женщин в популяции половина? Казалось бы, очевидная вещь, но многие путаются. И если напомнить об этом, сразу же сдают назад: ну да, тогда все правильно, 30% супружеской неверности — это считаные проценты незаконных детей…
Кроме того, достоверные сведения о половом поведении человека мы начали получать только недавно — ненамного раньше, чем достоверные сведения о биологическом отцовстве. Как обстояло дело с частотой адюльтеров в прошлые века, мы знаем из мемуаров, об амурных похождениях людям свойственно привирать, а низшие сословия и вовсе мемуаров не писали. Может быть, в старину люди вели себя осторожнее и позволяли себе меньше. Природа природой, но деготь, вилы и колья, кинжал убийцы или заточение в монастырь — серьезные аргументы в дискуссии о свободной любви. Не исключено, что в XVIII веке условный доктор Кинси, решивший провести опрос, получил бы куда более скромные результаты. Не следует недооценивать и традиционные методы предохранения: в сочетании с более редкими половыми актами они могли быть довольно эффективными. Так или иначе, генетики предоставили специалистам по поведению свои результаты, а те уж пусть решают, что с ними делать.
Кстати, методы генетической генеалогии позволяют распутывать и другие исторические казусы. Например — как отразилось на генетическом разнообразии народа вражеское нашествие. С такой ситуацией, как та, что описана в «Гражданской кампании» Лоис Буджолд, ученые пока не сталкивались — захватчики с другой планеты, способные скрещиваться с земными людьми, к нам еще не прилетали. А в пределах Земли, как не устают повторять популяционные генетики, нет «русской», «французской» или «испанской» Y-хромосом — есть частоты гаплогрупп, характерные для того или иного народа. И если сравнить частоты на территориях, затронутых и не затронутых агрессором, можно понять, сильно ли он наследил в генофонде.
Именно это сделала группа Мартена Лармусо, чтобы разобраться в вопросе, который до сих пор волнует их сограждан: испанский след. Зверства испанцев в северных землях, возжелавших независимости, — хорошо установленный исторический факт, бесспорно и то, что женщины массово подвергались насилию. Да, в конце концов революция победила, но неприятно думать об испанской крови в наших венах…
Генетики успокоили соотечественников. Они проанализировали варианты Y-хромосом голландцев и фламандцев и сравнили частоту встречаемости вариантов, ассоциированных с Иберийским полуостровом, в городах, некогда пострадавших от испанских репрессий, и в других местах. Никакой разницы сравнение не выявило. Да, зверства были, была и любовь во время войны, и даже смешанные браки, но сколько-нибудь заметного следа в геномах это не оставило. Расхожее мнение (как утверждают авторы статьи, до известной степени подпитанное «Черной Легендой» — протестантской антикатолической пропагандой) снова оказалось неверным. Впрочем, причина может быть и в том, что женщин после насилия редко оставляли в живых, а если рождались «испанские» дети, о них меньше заботились. Так или иначе, генетики снова дали историкам информацию для размышлений.
О печальном
Дурных фантазий больше нет,
Я рад, но все же для страховки
Куплю, ребята, пистолет
И отменю командировки.
Тимур Шаов. Романс ревнивца
Однако высокий уровень адюльтеров в современном мире, установленный опросами, конечно, не миф. И не стоит думать, что в этом нет совсем ничего плохого, коль скоро не появляются внебрачные дети. Несомненно, сперматозоид — страшнейший из микробов, но есть и другие микробы и вирусы, до ВИЧ включительно…
Далее, все же существуют популяции, где отмечается высокая частота ОВП. Прежде всего это зависит от уровня благосостояния. Например, в мексиканских семьях с низким социально-экономическим статусом частота ОВП может достигать 20%, и это всё, что нужно знать о положении женщин в таких семьях. Некоторые народы Южной Америки, например южноамериканские индейцы яномамо, верят, что у ребенка может быть несколько отцов. Ничего удивительного, что ОВП у них достигает 10%, правда, с ребенком и матерью могут делиться ресурсами все «отцы», включая и биологического. Хотя в этой ситуации даже непонятно, как вести подсчеты: каждый ребенок одновременно будет и законным (потому что один из «отцов» наверняка биологический отец), и незаконным (потому что остальные «отцы» — нет).
Недавние работы группы Лармусо обнаружили фактор, который меняет частоту ОВП в западноевропейских популяциях прошлых веков: урбанизация. Уровень ОВП растет в больших плотно населенных городах, там, где люди оказываются оторванными от привычной жизни и обычаев предков. Что, в общем, неудивительно.
Наконец, даже один процент — «это очень мало, но в абсолютных цифрах это все-таки множество людей, — говорит Мартин Лармусо. — И мое сердце всегда обливается кровью, когда 23&me или другая компания, которая представляет услуги по ДНК-генеалогии напрямую потребителю, предлагает тесты для всей семьи. Конечно, 1% семей получит неожиданный результат». И что за скандалы начнутся в этих семьях, которые всего-то хотели найти дальних родственников и выяснить, не было ли среди предков каких-нибудь экзотических народов, — кто знает. Это серьезная проблема, говорят специалисты.
Нам надо срочно учиться жить в изменившемся мире. «Цивилизация звездных войн с эмоциями каменного века, средневековыми общественными установлениями и богоподобными технологиями», — писал о современном обществе замечательный биолог Эдвард Уилсон. Много ли проку нам с того, что мы читаем «коллективную память» нашей ДНК, если в своей частной жизни мы реагируем на прочтенное так же, как наши деревенские предки на сплетни соседей?
В последние годы на московских прудах в большом количестве стали появляться огари, крупные рыжие утки. И чем они примечательны: иногда за парой огарей плывет какое-то невероятное количество утят, чуть ли не двадцать. Не может утка, пусть и крупная, усидеть на таком количестве яиц! Орнитологи объясняют: не все утята — родные дети такой пары. У огарей считается крутым иметь много птенцов, абсолютно неважно, генетически своих или нет, и они усыновляют чужих и даже свирепо отбирают детей у других парочек. Если ты водишь и защищаешь два десятка утят и все они благополучно вырастают под твоим крылом — ты лучший огарь и самый перспективный брачный партнер.
Что это я вспомнила про уток, когда статья о людях? Сама не знаю. Может, потому, что некоторые люди, устраивая безобразные сцены жене, заставляя сына-подростка сдавать кровь на анализ, в оправдание ссылаются на мать-природу, мол, это она велит, мол, у всех животных отцам положено ревновать и терять рассудок… Природа просит передать, что ее повеления поняли неправильно. Повышать свой статус среди сородичей можно разными способами.
При подготовке статьи использовались материалы из выступления Мартена Лармусо (Католический университет, Лувен, Бельгия) 31 мая 2019 года, в Институте общей генетики РАН на конференции «Столетие популяционной генетики человека».
Эта статья доступна в печатном номере "Химии и жизни" (№ 8/2019) на с. 21 — 25.