Степной транзит

Иллюстрации Елены Станиковой

Кто не бранил смотрителей триггер-станций, кто не вымещал на них раздражение? Кто, застряв на осевом тракте, не требовал книгу жалоб или хотя бы прогноз на ближайший час? Кто не досадовал на то, что вайфай в зале ожидания отсутствует напрочь, не говоря уже о нуль-связи? А ведь все мы перед поездкой получаем на руки подробнейшую инструкцию-памятку, в которой нас прямо предупреждают, что подобные неудобства в пути — вещь неизбежная.
Впрочем, чего уж греха таить, внимательное чтение инструкций никогда не считалось доблестью в рамках нашей национальной традиции.
Но довольно преамбул.
Случай, о котором я хочу рассказать, произошел в глуши, на полузаброшенном переходе, где трафик мизерный. Любому транзитному пассажиру в таких местах следует запастись терпением.
Была середина лета; солнце палило немилосердно. Холмистая степь, перетянутая замусоленной ленточкой автострады, вылиняла, иссохла и покрылась налетом пыли. Под порывами горячего ветра пыль эта взметывалась, клубилась и, повисев в воздухе, снова оседала на крышу станции и на зернистый асфальт парковки.
Громоздкий джип, свернув с дороги, остановился недалеко от крыльца. Водитель нехотя выбрался из кондиционированной прохлады салона, огляделся и брезгливо поморщился. Станция представляла собой двухэтажное кирпичное строение с шиферной крышей. Сбоку приткнулась ветвистая старая алыча.
Гость вошел в дом и без лишних слов предъявил смотрителю подорожную. Тот поставил печать — треугольник, который будто въелся в бумагу и начал слабо люминесцировать. Разрешение на транзит таким образом было подтверждено, но продолжить поездку сразу не удалось.
Читатель, без сомнения, знает эту особенность триггерных переходов. Граница не пропускает две машины подряд, если те движутся в одном направлении. Возможно только чередование — одна машина туда, другая оттуда. Так, по утверждению физиков, природа хранит баланс между смежными пластами реальности.
И вот теперь, чтобы ехать дальше, владельцу джипа требовалось дождаться, пока кто-нибудь проедет навстречу. Но встречных, как назло, не было — издевательски пустая дорога просматривалась на многие километры.
Гость, маясь бездельем, побродил по зальчику ожидания. Прямо напротив стойки, за которой сидел смотритель, имелся мини-буфет. В витрине стыдливо жались друг к другу засохшие бутерброды с сыром и колбасой; в холодильнике поблескивали пивные бутылки. Еще была полка с чипсами и консервами.
— Кто торгует? Где продавец?
— Одну минуту, — сказал смотритель. — Оленька, подойди!
Служебная дверь открылась. За прилавок шагнула барышня лет семнадцати-восемнадцати; вдовцу смотрителю она приходилась дочерью. Карие глаза ее смотрели на гостя с неуверенным прищуром — так смотрят близорукие люди, которые не желают носить очки. Как ни странно, неуверенность эта ей очень шла.
— Вам бутерброд? — спросила Оленька.
Посетитель тихонько хмыкнул. Барышня ему понравилась, и весьма; да и кто из нас не заглядывался на юных провинциальных красоток? Сам заезжий водитель, к слову, тоже был недурен собой и вполне способен привлечь внимание любой представительницы прекрасного пола.
Они разговорились. Через пару минут Оле уже казалось, что она знает гостя давным-давно, чуть ли не с колыбели. Он рассказал ей, что едет домой после двухнедельной командировки; что мир, откуда он возвращается, являет собой совершеннейшее убожество — там даже России нет, а есть мутная и невнятная Ассоциация административных субъектов; что бизнес там делать стремно, поскольку риски не просчитываются в принципе…
Впрочем, признал водитель, его родная страна тоже не изобилует молочными реками и кисельными берегами. Но там уж всяко повеселее — и девушке с внешностью как у Оли не пришлось бы сидеть в каком-то сельпо...
Через час с небольшим проехал-таки встречный автомобиль. Марево перехода приглашающе замерцало над автострадой. Гость, однако же, медлил. Пожаловавшись на недомогание, он вытер пот со лба и попросил таблетку от живота.
Смотритель, зная, что колбаса в витрине и правда не первой свежести, почувствовал укол совести. Он отвел посетителя в гостевую комнатенку с топчаном, даже не заикнувшись о почасовой оплате.
Оля навещала захворавшего гостя, отпаивала его минералкой и развлекала беседой. Лишь к ночи, когда жара отступила, постоялец почувствовал себя лучше и снова засобирался в путь. Оля вышла вместе с ним на парковку — проводить, как она сказала отцу.
Прошло полчаса, но девица не возвращалась.
Смотритель выглянул за порог. Парковка была пуста — ни джипа, ни дочери.
Постояв у дороги, Олин отец вернулся за стойку и налил себе кофе.
Беглецы возвратились через пару часов — хмурые, растерянные донельзя, прячущие глаза. Дочь, завидев отца, всхлипнула и мышкой прошмыгнула к себе. Водитель же, прикрывая смущение наглостью, потребовал объяснить, почему переход не принимает его машину?
Отец девицы сдержанно посоветовал ему еще раз изучить инструкцию, а именно — параграф двадцать первый, пункт третий. Гость побагровел, но все-таки взял со стойки потрепанную брошюру. Злость мешала ему вычленить смысл кондовых формулировок: «…находится в прямой и несомненной зависимости от доминирующих психоэмоциональных интенций в момент транзита. Если последние отличаются от декларированных заранее, вероятность успешного перехода кардинально снижается».
— Позвольте, я поясню, — предложил отец, видя затруднения собеседника. — Если в декларации написано: «Бизнес», а вы вместо этого умыкнули чужую дочь, желая сделать ее любовницей, то граница вам не откроется. Такие уж тут законы природы. И кстати, на всякий случай — причинение телесных повреждений смотрителю тоже уменьшит шансы на переход. Параграф восемь, пункт два.
Водитель вышел и больше не появлялся.
Проницательный читатель, надеюсь, избавит меня от необходимости прописывать мораль этой истории. Достаточно будет упомянуть, что станционный смотритель, дождавшись ухода гостя, со вкусом перечитал одну из «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина».