Первый биолог в глубине моря

Спросите, кто может быть героем статьи с таким названием, и девять из десяти ответят: «Жак-Ив Кусто!» Однако, при всем уважении к капитану «Калипсо», первым был совсем другой человек.

Ганс Хасс и Иренеус Эйбль-Эйбесфельдт

Начало

Когда речь заходит о первопроходцах морских глубин, все немедленно вспоминают Жака-Ива Кусто (1910–1997). Ну как же — именно он в 1943 году вместе с инженером Эмилем Ганьяном изобрел акваланг и благодаря этим искусственным жабрам смог находиться под водой длительное время, именно он со своей командой начал прицельное изучение Мирового океана! Но, оказывается, еще в 1942 году австриец Ганс Хасс (1919–2013) начал плавать под водой с кислородным прибором замкнутого цикла, напоминающим современный ребризер. К сожалению, в нашей стране о Гансе Хассе знают главным образом дайверы, да и то не все. Из 25 его книг у нас была издана только одна, «Мы выходим из моря», и мы не видели ни одного его фильма. Вероятно, причина в том, что Хасс оказался «по ту сторону водораздела» между воюющими государствами во Второй мировой войне.

Разумеется, война остановила исследования океана. Но уже в 1947 году совершил свое путешествие Тур Хейердал (1914–2002), и, хотя исследованием морей он непосредственно не занимался, путешествие на плоту «Кон-Тики» дало много материалов биологам. До Хейердала практически никто не наблюдал жизнь на поверхности океана так близко, кроме всего прочего, членам его команды впервые удалось увидеть живую змеиную макрель.

По образованию Тур Хейердал был зоологом; он провел год с молодой женой на одном из Маркизских островов, причем не только занимался выживанием в дикой природе (это у супругов получилось неудачно, они чуть не погибли без европейской медицины), но и собрал обширную коллекцию местных животных. Об этом периоде жизни Хейердал написал книгу, вышедшую у нас под названием «Фату-Хива. Возврат к природе». Дальше случилась война, Норвегия была оккупирована, и все это время он воевал с фашистами в составе американской армии, британской армии, норвежской бригады.

После войны Тур Хейердал не занимался больше биологией, ему наконец предоставилась возможность доказать свою идею фикс — что американские индейцы могли переплывать Тихий океан на бальсовых плотах и заселять острова Полинезии. У нас его обычно называют ученым, однако на самом деле в научном мире к его идеям всегда относились критически (особенно к последней по времени гипотезе — якобы население островов Тонга произошло от викингов). Нет, Хейердал — это Путешественник с большой буквы, герой, который своим примером вдохновлял многих и многих. И еще человек несгибаемого мужества — в детстве он дважды тонул и плавать не научился до 20 с чем-то лет, но смог преодолеть страх. Хотя, по свидетельству его друзей из команды «Кон-Тики», плавал не слишком блестяще — всегда плескался возле бортика, держась за веревки. Из-за того что с морской стихией он так и не сжился, на «Кон-Тики» однажды чуть не произошел несчастный случай. Один из членов экипажа упал за борт и стал отставать от несущегося на всех парусах плота, Хейердал растерялся, а положение спас Кнут Хаугланд — радист команды и национальный герой Норвегии, человек, лишивший нацистов запаса тяжелой воды и, соответственно, возможности создать атомную бомбу. Не раздумывая ни секунды, он бросился в воду со спасательным кругом в руках, доплыл до отставшего, и их вместе вытянули на плот.

Проявив незаурядное мужество, команда «Кон-Тики» выполнила план капитана и добралась до одного из островов Полинезии. А вот почувствовать себя частью этого водного мира им не удалось. Иначе зачем бы устроили бессмысленное избиение акул? Вооружившись гарпунами, они старались убить каждую акулу, которая оказывалась возле плота — по приблизительным подсчетам, их было более 50.

Как ни странно, Жак-Ив Кусто, в зрелые годы защитник океана и всего, что в нем обитает, в начале своей деятельности тоже ничтоже сумняшеся уничтожал акул (говорят, потом он в этом каялся). А чтобы рассчитать продуктивность рифа, взрывал его динамитом и считал погибших рыб (сейчас об этом страшно даже читать, но в те времена было в порядке вещей).

Впрочем, Кусто был не биологом, а военным моряком. С детства любил воду, и ему очень нравилось фотографировать. Лейтенант Кусто служил на флоте где подружился с Фредериком Дюма и Филиппом Тайе, такими же фанатами подводного плавания, которые позже составили костяк его команды. Французский военный флот по приказу правительства Виши в ноябре 1942 года был затоплен в бухте Тулона, чтобы корабли не попали в руки неприятеля, а военных моряков распустили по домам. Кусто и его друзья остались без средств к существованию, и чтобы как-то прокормить свои семьи, они занимались подводной охотой со специальными очками и ластами. Именно в это время они, и в первую очередь Жак-Ив, начали разработку снаряжения для подводного плавания, и так родился акваланг. Участвовал Кусто и в Сопротивлении, добывал информацию о передвижении частей противника, за что впоследствии отмечен правительственными наградами.

В 1950 году Кусто приобрел яхту «Калипсо» (вернее, один ирландский миллионер отдал ее в аренду за символическую плату), и уже в следующем году начались его знаменитые экспедиции. Чем только Кусто и его команда не занималась! Океанографическими исследованиями, съемкой оскароносных фильмов, подводными домами, разработкой нового оборудования, созданием мини-подлодок для изучения океана... И не в последнюю очередь — биологическими изысканиями. Конечно, один человек все охватить физически не в состоянии, но Жак-Ив Кусто был блестящим организатором, он собрал у себя на судне прекрасных профессионалов и умел поддерживать «боевой дух» своей команды.

Белоперая рифовая акула (здесь и далее фото морской фауны Андрея Жданова)

Акваланг или ребризер?

На жизнь Ганса Хасса Вторая мировая война не слишком сильно повлияла. Он родился в Вене в состоятельной семье и должен был стать правоведом — по семейной традиции. Но в 17 лет на Ривьере он увлекся подводной охотой и научился фотографировать под водой — и после этого против воли родных бросил юриспруденцию. Свою первую книгу с фотографиями подводного мира, сделанными в экспедиции на Карибах, он издал совсем молодым человеком, в 1939 году. В том же году вышел его первый подводный фильм, а в 1942-м — фильм «Подводная охота». В некоторых источниках можно прочесть, что именно он изобрел подводную камеру; на самом деле он сконструировал первую удачную модель. В 1941 году Хасс переехал в Берлин, чтобы учиться в университете на биолога. Курс он закончил в 1943 году, причем его дипломная работа была целиком основана на наблюдениях под водой — впервые в мире. А во время учебы на собственные гонорары организовал некоммерческое общество по изучению биологии морей, позднее преобразованное в Институт биологии океана.

Идет 1941 год, 1942, 1943... Мир воюет, а Ганс Хасс занимается исследованием морей, собирает материал для докторской, снимает подводные фильмы. От воинской службы его спасает болезнь Рейно — заболевание сосудов конечностей, при котором трудно долго стоять на ногах и тем более маршировать. (Правда, также не рекомендуется охлаждать руки и ноги, особенно при долгом нахождении в воде.) Перед самым концом войны, в 1944 году, его все-таки призвали, он служил в подразделении подводных диверсантов. Об этом периоде его жизни мы почти ничего не знаем, в биографиях о нем изложено весьма туманно. Есть сведения, что это подразделение вроде бы занималось разведкой портов противника. Во всех интервью Хасс подчеркивал, что на его совести нет ни капли человеческой крови.

Первые любители подводного плавания ныряли не в масках, а в специальных защитных очках, goggles, придававших им несколько лягушачий вид (сейчас очки подобного типа используют пловцы в бассейнах). Маску для подводного плавания изобрел русский инженер Александр Крамаренко в 20 годах прошлого века. Подобными масками мы пользуемся и сейчас — они закрывают нос, поэтому можно выравнивать давление, выдыхая в маску, и к тому же пользоваться дыхательной трубкой, которую придумал француз Максим Форье (1938). В современный дайверский комплект № 1 входят, кроме маски и трубки, еще и ласты — их создал в 1933 году Луи де Карлье и назвал «ножные пропеллеры». Впоследствии ласты неоднократно совершенствовались, к этому приложил руку и сам Ганс Хасс.

Однако прекрасное новое оборудование стало всеобщим достоянием далеко не сразу. Например, Хасс долго использовал очки, но с 1942 года уже погружался в маске и ластах, а дышал через регулятор ребризера.

Вообще-то ребризер — вернее, его прототип — был изобретен еще в XIX веке для работы в затопленных шахтах. Принцип его работы — поглощение углекислого газа в выдыхаемом воздухе специальным химическим реагентом. Оставшийся кислород возвращается в дыхательный мешок, где хранится запас кислорода, и оттуда уже поступает в легкие. Но для подводного плавания прибор предстояло значительно усовершенствовать, чем и занялся Ганс Хасс вместе с Германом Штельзнером, техническим директором компании «Дрегер» (Drаеger). У модифицированной модели дыхательный мешок был перенесен на спину, заменены многие клапаны, сделано еще несколько менее важных трансформаций. С этим прибором Ганс Хасс и его команда совершили несколько тысяч погружений.

Когда Хасса спрашивали, кто такой Кусто, он снисходительно отвечал: «А... знаю. Это тот, кто ныряет на сжатом воздухе». Надо сказать, что о подводном снаряжении на сжатом воздухе вроде акваланга Кусто одно время думал и сам Хасс, но отверг эту идею, потому что шум от пузырьков будет отпугивать рыб. Члены экипажа Кусто, в свою очередь, с подозрением относились к ребризерам. А что же все-таки лучше — акваланг или ребризер? Как ни странно, сам Ганс Хасс отвечал на этот вопрос так: «Тем не менее я рекомендую всем спортсменам-ныряльщикам применение приборов со сжатым воздухом. Они надежны, легко обслуживаются и дают возможность нырять также и на бόльшие глубины, чем при пользовании чистым кислородом». Действительно, кислород ставит дайверу жесткие ограничения относительно глубины: при избытке кислорода во вдыхаемом воздухе при повышенном давлении наступает кислородное отравление. Но уже сам Хасс принимал участие в разработке ребризера на кислородно-гелиевой основе, который позволяет нырять чуть глубже, а сейчас даже у любительских ребризеров большой предел глубины — 40 метров.

На самом деле у ребризера есть несколько преимуществ перед аквалангом. Во-первых, отсутствие пузырьков, которые выдают присутствие в воде чужака. Вот почему ребризеры применяют две совершенно различные категории людей: боевые пловцы и морские биологи. Во-вторых, дышать под водой при помощи ребризера без подзарядки можно долго, до нескольких часов, с ним очень удобно наблюдать за жизнью морских обитателей. Но чтобы пользоваться ребризерами, надо специально учиться, а это наука непростая. За состоянием реагентов, поглощающих углекислый газ, нужно тщательно следить. С аквалангом справиться гораздо проще, и даже Хасс и его команда перешли на акваланги в 50-х годах прошлого века, во время экспедиций на «Ксарифе». Противостояние акваланга и ребризера в наше время закончилось тем, что компания «Аквалунг», когда-то основанная Кусто, получила эксклюзивные права на распространение ребризеров фирмы «Дрегер».

Кинематограф и акулы

Книга, фильм «Подводная охота» и, главное, лекции принесли Гансу Хассу немалый капитал, и в 1942 году он смог приобрести у известного авантюриста и мореплавателя графа Феликса фон Люкнера яхту «Зеетойфель» («Морской дьявол»). Но так как она стояла на причале в Щецине, на Средиземное море из-за военных действий ее провести не удалось. Во время войны Хасс нырял в оккупированной Греции, в Эгейском и Кипрском морях, арендовав судно в Пирее. Он провел также несколько месяцев в Неаполе, на знаменитой биостанции, где изучал мшанок. Каким-то чудом ему удалось сохранить свои материалы, а по окончании войны смог защитить диссертацию на звание доктора философии.

Яхта «Зеетойфель» после войны перешла Советскому Союзу в счет репараций, у нас она получила имя «Надежда». Трудно сказать, что чувствовал при этом Ганс Хасс, но сам он заявлял, что все было по справедливости, потому что война, развязанная Германией, причинила СССР страшный ущерб. В Берлине от любимого детища Хасса, Института биологии океана, ничего не осталось, кроме нескольких печатных бланков, исследовательская группа распалась. Надо было начинать все сначала.

Звезда подводного кино по имени Лотта. Зрители Хасса очень хотели видеть эту красавицу в его фильмах.

В 1944–1945 годах Хасс жил и работал в кинопарке «Бабельсберг» недалеко от Берлина, где была сосредоточена вся немецкая киноиндустрия. Там он монтировал фильм из материалов, заснятых в Эгейском море, — фильм вышел в 1947 году под названием «Люди среди акул», одноименная книга появилась в 1948-м. Там же познакомился со знаменитой немецкой актрисой Ханнелорой Шрот, которая в 1945 году стала его первой женой. Ганс Хасс, по свидетельству его знакомых, был очень приятным человеком и верным другом, очевидно, его обаяние действовало и на женщин — обе его жены потрясающие красавицы. С Ханнелорой, которая родила ему сына (Ганс-младший стал актером, как и его мать), он развелся в 1950 году. Лотта Байерль пришла к Хассу на должность ассистента, но с дальним прицелом — она была влюблена в подводный мир и быстро стала незаменимым членом команды дайверов, выполняя ту же работу, что и мужчины. В 1950 году Ганс и Лотта поженились, и это был союз на всю жизнь.

Можно сколько угодно спорить о том, кто первый создал снаряжение для подводного плавания, — идея носилась в воздухе, если бы не Хасс или Кусто, нашелся бы другой изобретатель, и очень скоро. То же с подводной камерой: непонятно, откуда вести отчет. Может, с 1893 года, когда водолаз Луи Бутан сделал первое «селфи» на дне морском, в скафандре, как полагается? Правда, ему приходилось стоять перед объективом по крайней мере полчаса. Первые цветные подводные снимки появились в 1923 году, но до изобретения оборудования, которое позволяло бы пловцу свободно маневрировать в воде, эти аппараты были бесполезны. К тому же основная проблема подводных камер заключается не в самом аппарате, а в водонепроницаемом боксе. Конструкция Ганса Хасса оказалась самой удачной, его фотографии и фильмы отличались высоким качеством, но команда Кусто наступала ему на пятки. Однако можно точно сказать, кто был первой подводной фотомоделью, — Лотта Хасс. Вначале Ганс Хасс не хотел снимать ее чересчур много, но выяснилось, что зрители желают видеть в его подводных фильмах именно женщину, и пришлось подчиниться требованиям заказчиков. Чтобы финансировать свои научные экспедиции, Хасс снял около ста коммерческих фильмов, и почти во всех Лотта была звездой. Кроме яркой внешности, у нее оказался артистический талант; ее приглашали в Голливуд, но она отказалась.

Снимать коммерческие фильмы, хотя и строго документальные, было непросто: нужно писать сценарий, диалоги, многие эпизоды под водой приходилось повторять. В то же время Хасс резко отрицательно относился к постановочным сценам в стилистике Голливуда. Изучая реакцию рыб на разные звуки, Хасс однажды включил под водой вальс Иоганна Штрауса. Косяк звездчатых ставрид вращался вокруг него под музыку — вполне очевидно простое совпадение, но выглядело очень красиво, и он оставил этот «танец» в окончательном варианте. Американские же режиссеры составили из рыб парочки (используя другой материал, любовные игры) и заставили их кружиться в венском вальсе! Но ничего уже сделать было нельзя, фильм вышел на экраны, пришлось дать в газеты объяснение.

Коммерческий успех сам по себе ничего не значил для Хасса, он мечтал об изучении океана и его обитателей: «Лишь свободно ныряя, можно уподобиться амфибии и плавать вместе с животными, изучая не только их образ жизни, но и их реакции, функции органов чувств и мозговую деятельность». Однако несколько лет ему приходилось довольствоваться поездками на море с друзьями и коллегами и арендовать для погружений не всегда подходящие лодки.

Ганс Хасс был первым, кто рассказал нам о потрясающей красоте Красного моря. Именно там ему удалось прокатиться на китовой акуле (для современных дайверов: так делать нельзя!), и там же другая, небольшая акула прокусила ему руку (а не надо было хватать ее за хвост!). Он и его команда часто ныряли с акулами, снимали их на фото- и кинопленку и выяснили, что они совсем не так опасны, как считалось. Обычно акулы предсказуемы, редко принимают человека за добычу — но их стоит опасаться и относиться с уважением.

Члены команды Кусто обычно отгоняли акул палками, «противоакульими дубинками», а Хасс и его друзья использовали нечто среднее между гарпуном и коротким копьем — палку с железным наконечником, которую можно применять и для отпугивания чересчур любопытных рыб, и как указку. Древко не должно быть слишком длинным, в чем Хасс убедился на собственном опыте, когда единственный раз в жизни встретился с белой акулой. Это произошло в Красном море недалеко от Порт-Саида, когда он снимал акул, привлеченных кусочками мяса, и неожиданно появилась огромная хищница. Вообще-то белые акулы крайне редко подходят к рифам. Другая акула, черноперая рифовая, тоже уже смотрела на ныряльщика как на добычу, а длинное копье оказалось почти бесполезным из-за сопротивления воды. Хассу пришлось пустить в ход кулаки и, ударив белую акулу по жабрам, спасаться бегством. Ему очень повезло, что он остался в живых.

Подводная фото- и киносъемка в те времена была сопряжена с большими трудностями. Оператор одновременно выполнял три движения: следовал с аппаратом за объектом, удерживал его в видоискателе; медленно поворачивал рычаг видоискателя и следил, чтобы объект не «выскакивал» из объектива. У кинокамеры вдобавок нужно крутить ручку, а в перерывах заряжать пружинный механизм. Поэтому когда появились первые камеры с электрическим приводом, съемочная группа Хасса перешла на них сразу. Еще нужно было преодолевать трудности с освещением — чаще всего просто ждали, когда солнце выйдет из-за туч. Для фотографий иногда применяли магниевые вспышки, позднее — прожекторы для съемок под водой. Уже в первой экспедиции на собственном корабле Хасса, «Ксарифе» (1953–1954), использовалась подводная прожекторная установка. А еще нельзя было забывать о безопасности — акулы-то рядом! Бывало, что бокс давал течь или пленки с самыми удачными кадрами портились при проявлении. Я знакома со многими современными подводными фотографами-профессионалами, и мне порой приходит в голову: а кто из них занимался бы любимым делом в таких условиях?

Съемки фильма «Приключения в Красном море» проходили действительно со многими приключениями, о них Ганс Хасс написал в своей книге. Фильм получил признание зрителей во всем мире и в 1951 году был отмечен первой премией на Венецианском кинофестивале. Очень жаль, что до нас он тогда не дошел. Успех «Приключений» подстегнул Кусто, который мобилизовал свою команду, и через несколько лет на экраны вышел настоящий шедевр — «В мире безмолвия», получивший «Оскара» и «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля. Правда, надо заметить, что в его съемках были задействованы совсем другие деньги, над фильмом работали несколько кинооператоров и профессиональный режиссер Луи Моль, а эксклюзивные подводные боксы для камер создал инженер «Калипсо» Андре Лабан.

Ганс и Лотта Хасс

«Ксарифа», корабль мечты

Успех «Приключений в Красном море» позволил наконец Гансу Хассу приобрести судно, приспособленное для морских биологических экспедиций. В 1951 году он купил «Ксарифу», трехмачтовую шхуну водоизмещением 350 тонн, длиной 42 и шириной 8 метров. Обычно она шла под парусами, двигатель включался только в случае необходимости. Ныряя на Большом Барьерном рифе в поисках пушек, которые, согласно легенде, капитан Кук выбросил за борт у острова, названном именем его корабля, Хасс не мог удержаться от сравнения: знаменитая шхуна «Индевор» была короче «Ксарифы», но чуть шире. Никаких пушек не нашли.

«Ксарифа» была построена в 1927 году и с тех пор неоднократно меняла владельцев, во время войны и после нее служила грузовым судном и находилась в жалком состоянии, а потому ремонт занял много времени и обошелся гораздо дороже, чем Хасс рассчитывал, — в него он вкладывал все, что зарабатывал (накопления и спонсорские средства закончились раньше).

Наконец все было готово, и осенью 1953 года «Ксарифа» отправилась в плавание. Конечной целью экспедиции были Галапагосские острова, но по дороге через Атлантику планировались остановки на Азорах и островах Карибского бассейна, затем судно должно пройти через Панамский канал и в Тихом океане обследовать Галапагосский архипелаг и остров Кокос. В порту Гамбурга «Ксарифу» провожали тысячи людей, любовавшихся прекрасным зрелищем из прошлого — шхуной под всеми парусами.

На корабле разместились механическая и столярная мастерские, фотокомната, помещения для хранения оборудования и, главное, биологическая лаборатория. Экипаж состоял из 12 моряков во главе с многоопытным капитаном. В экспедиционную часть входили еще 10 человек — ученые, фотографы, операторы и инженеры. Каждый знал свой круг обязанностей, но был готов участвовать и в других занятиях, например в съемках фильма (экспедиция частично финансировалась кинопрокатчиками). В составе научной группы вошли врач (и заодно радист) доктор Зоммер и зоолог доктор Шеер, он же инженер-­электрик. У Георга Шеера был постоянный конфликт с еще одним членом команды, котом Мушем, который испытывал к рыбам, основному объекту исследований доктора, явно выраженный гастрономический интерес. Первую часть пути, до Азор, на судне находился почетный гость — профессор Вульф Эммо Анкель, директор зоологического института в Гисене, который интересовался планктоном и китами.

Наконец, видную роль и в этой, и в следующей экспедиции «Ксарифы» сыграл доктор Иренеус Эйбль-Эйбесфельдт (1928–2018), специалист по психологии животных из Института физиологии поведения Макса Планка. Ученик Конрада Лоренца, сейчас он хорошо известен как один из основателей этологии человека. К сожалению, мало кто знает о том, что он был опытным путешественником, превосходным полевым биологом и едва ли не первым занялся изучением поведения обитателей моря. Подводный мир его очаровал. Эйбль — так для краткости звали его на судне — мог часами сидеть на дне и наблюдать за рыбами. Даже когда из Германии пришло сообщение, что у него родился сын, он находился под водой, и бутылку шампанского ему отправили туда, на глубину. Когда же «Ксарифа» подходила к берегу, Эйбль немедленно переключался на исследование наземных животных, делая это последовательно и методично. И еще об этих экспедициях он написал, кроме научных статей и отчетов, научно-популярные книги — «Зачарованные острова. Галапагосы» и «В царстве тысячи атоллов». Вторая книга посвящена «Конраду Лоренцу, научившему меня понимать психологию животных, и Гансу Хассу, открывшему мне чудесный мир коралловых рифов, в знак дружбы и глубокой признательности».

Первым пунктом «Ксарифы», были Азорские острова. В те года еще не запрещали китобойный промысел, и Хасса пригласили принять участие в охоте на кашалотов, которая проходила по старинке, с гарпунами и вёсельными лодками. Ганс Хасс был первым человеком, который встретился с кашалотом под водой — притом с кашалотом раненым. Кит шел на него и свернул вниз прямо перед камерой, услышав ее щелчок; на самом деле это страшно опасно. Описание самой охоты и мучений несчастных китов читать просто невозможно, во многом потому, что автор всей душой сочувствовал жертвам. Но кадры требовались для фильма.

Зато голландский остров Бонэйр в Карибском море принес Гансу Хассу только приятные впечатления. Именно здесь начиналась его карьера подводного пловца и фотографа 14лет назад. Вместе с двумя друзьями-студентами, один из которых схватил кессонную болезнь, его еле откачали. Когда началась война, молодые люди несколько месяцев не могли выбраться с острова, а местные жители смотрели на них с подозрением, принимая за шпионов. Теперь Хасс вернулся сюда как владелец собственного судна во главе коллектива единомышленников. А подводная жизнь в окрестностях Бонэйра, как и тогда, не разочаровала.

Актинии и западная рыба-клоун

Галапагосы и «Остров сокровищ»

Наверное, нет ни одного биолога, который не хотел бы увидеть Галапагосы своими глазами, повторив путь Чарльза Дарвина. Тогда, осенью 1835 года корабль «Бигль» провел на этом архипелаге около месяца, и Дарвин убедился, что на каждом острове живут близкородственные, но отличающиеся друг от друга птицы и черепахи. И хотя «Происхождение видов путем естественного отбора» увидело свет только в 1859 году, пребывание на этих островах дало ему важный фактический материал и идеи. А для Ганса Хасса Галапагосы были давней мечтой.

Первое, что увидели исследователи, приблизившись к одному из островов архипелага, — лежбище морских львов. Самки с детенышами отдыхали на пляже, хозяин гарема, большой самец, патрулировал море возле пляжа, изредка выскакивая на берег и вмешиваясь в ссоры своих дам, а одинокий холостяк грустно взирал на чужой гарем со стороны, взгромоздившись на скалу. Звери не боялись людей; выяснилось, что если не ходить выпрямившись во весь рост по пляжу, а передвигаться на четвереньках и мычать при этом, то можно их даже потрогать. Эйбль немедленно переселился на лежбище где вел круглосуточные наблюдения все время, пока «Ксарифа» стояла недалеко на рейде. В первую ночь он проснулся от того, что кто-то дышал ему в лицо; это был большой самец, и они оба испугались. С тех пор он спал в палатке. Чтобы оценить научный подвиг Эйбль-Эйбельсфельдта, нужно представить, какая вонь стоит на этих лежбищах; мне даже вспоминать этот запах тошно.

16 островов архипелага Галапагос иногда называют «проклятыми», иногда — «зачарованными». Во всяком случае, они странные, как и их обитатели. Хотя и расположены на экваторе, но здесь живут представители как тропической фауны, так и антарктической. Это связано с тем, что рядом в море находится «перекресток» морских течений, холодных и более теплых, порою очень бурных; пингвины плавают чуть ли не бок о бок с коралловыми рыбками, морские львы таскают за хвосты морских игуан, потомков ящериц из жаркой Южной Америки.

Интересно сравнить, как восприняли Галапагосы два наших биолога. Ганс Хасс был в восторге, а вот у Эйбль-Эйбесфельдта отношение был о двойственное. Этолога не могли не заинтересовать дикие животные, которые совсем не боятся людей, нелетающие бакланы, килехвостые игуаны и другие эндемики архипелага. Но его шокировало поведение людей, бездумно уничтожающих этих замечательных существ. Со времен Дарвина многое изменилось. На некоторых островах вымерли знаменитые черепахи, по ими хорошо утоптанным тропам, ведущим к воде, теперь некому было ходить. В век консервированной еды и холодильников нет никакой надобности запасаться «живым провиантом», но Эйбль не раз находил останки недавно убитых и освежеванных черепах. А на побережье натыкался на трупы морских львов, так же бессмысленно погибших от рук человека. Несмотря на то что в 1953 году Эквадор объявил почти всю территорию архипелага заповедником, за соблюдением правил охранной зоны никто не следил, и эндемики находились под угрозой полного вымирания. В следующем году Эйбль-Эйбесфельдт вернулся на Галапагосы, чтобы основать там биостанцию, прежде всего ради защиты животных.

На Галапагосах на «Ксарифе» появился еще один постоялец — пингвин Бенни. Его выкупили у хозяина, который держал пингвина в подвале, но выпустить на волю не смогли, настолько тот был истощен. Ухаживать за ним поручили Эйблю, что было непросто — у птички-невелички оказался гигантский аппетит. Очень скоро Бенни отъелся и стал считать себя хозяином корабля. Больше всего он любил забираться на колени к Эйблю, когда тот работал в лаборатории. Ни у кого из ученых не хватило духа запереть Бенни в клетку, и во время работы все сооружали клетки вокруг своих рабочих мест, чтобы закрываться от назойливого пингвина.

В отличие от наземной фауны, животные в омывающих Галапагосы водах процветали. Столкновение различных течений приводит к бурному апвеллингу (подъему холодных глубинных вод и их перемешиванию с более теплыми поверхностными), такие воды необычайно продуктивны. Раз в несколько лет происходит стихийное бедствие — Эль-Ниньо, вода у берегов перегревается, от чего страдают многие обитатели островов, но в год экспедиции все прошло нормально.

Подводный мир Галапагосов славится макрофауной — большими акулами и мантами. Особенно много акул, в том числе огромные стаи акул-молотов, собирается вокруг острова Кокос, который экспедиция обследовала на обратном пути. Здесь Хасс и его коллеги смогли заснять и этих молотоголовых созданий, и множество белоперых акул, и, главное, громадных тигровых акул, о чем они давно мечтали.

Кокос, крошечный гористый остров в Тихом океане, поросший густыми джунглями, принадлежит Коста-Рике. Согласно легендам, здесь прятали золото знаменитые пираты, от Моргана до Бенито Бонито. Одна из версий известна нам по «Острову сокровищ» Стивенсона; писатель услышал о тайне острова от старого моряка в портовой таверне Сан-Франциско. Кроме того, именно там Даниэль Дефо поселил Робинзона Крузо. Добравшись до Кокоса, команда «Ксарифы» тут же высадилась на берег и, поддавшись соблазну, отправилась на поиски клада (разумеется, ничего не нашли). Им повезло в другом — был солнечный день, редчайшее явление, ведь на острове чуть ли не 360 дней в году льет дождь.

Сейчас Кокос — мекка дайверов всего мира, тут вслед за Хассом ныряют с акулами, но сойти на берег можно только по специальному разрешению правительства Коста-Рики. Весь остров с прилегающей акваторией — заповедник со строжайшим режимом охраны под эгидой ЮНЕСКО. Там временно живут только рейнджеры, охраняющие местную флору и фауну с огромным числом эндемиков от браконьеров и кладоискателей с лопатами.

На обратном пути экспедиции случилось несчастье. Возле острова Бонэйр по нелепой случайности погиб под водой близкий друг Ганса Джимми Ходжес, самый опытный ныряльщик в команде, коммодор британского флота, который во время войны обучал людей-лягушек (подводных диверсантов). Но съемки надо было завершать, фильм монтировать (он вышел под названием «Экспедиция на “Ксарифе”»), ученым описывать свои коллекции и обобщать результаты наблюдений... Жизнь продолжалась. И началась подготовка к следующей экспедиции.

Спа-салоны коралловых рифов

На этот раз «Ксарифа» направлялась в Индийский океан. Яхта вышла из порта поздней осенью 1957 года с командой биологов на борту, но из прежнего состава остались только доктора Иренеус Эйбль-Эйбесфельдт и Георг Шеер. Лотта, родившая в том же 1957 году дочь Мету, присоединилась к экспедиции чуть позже. Во время путешествия, длившегося год Хасс и его коллеги побывали в Красном море, на Мальдивах, Шри-Ланке, Никобарском архипелаге и на некоторых островах, принадлежащих Малайзии, сделали интереснейшие наблюдения и собрали огромные коллекции. Одно из основных направлений их научной работы — всестороннее изучение коралловых рифов и их обитателей.

Хасс и Эйбль-Эйбесфельдт – едва ли не первые биологи, обратившие внимание на подводные «станции очистки». Рыбы, страдающие от множества паразитов, различных мелких ракообразных, не могут обойтись без регулярной чистки. Для этого есть специально мелкие рыбы, которые чистят крупных. В более позднем эксперименте, уже в наши дни, когда ученые убрали с одного участка рифа всех чистильщиков, коралловые рыбы покинули это место, и риф опустел.

Голубые губанчики чистят рыбу-попугая

Эйбль проводил много часов, наблюдая за работой чистильщиков. Он выяснил, что на Карибах подобные услуги более крупным сородичам оказывают пять видов рыб, принадлежащих к разным семействам, а на рифах Индийского океана «цирюльниками» работают в основном губанчики из рода Labroides. Он описал и «униформу» этих специалистов — чаще всего в их окраске присутствует желтое.

Существует определенный ритуал санобработки. Крупные рыбы терпеливо стоят в очереди — подводные «парикмахерские салоны» обычно не пустуют, а когда настает их черед, принимают специальную позу, приглашая чистильщиков: становятся в воде почти вертикально хвостом вверх либо открывают пасть и растопыривают жабры. Когда клиент хочет закончить процедуру, он резко закрывает пасть и тут же ее открывает, по этому сигналу чистильщики мгновенно удаляются. Ритуалы всегда соблюдаются обеими сторонами; Эйбль называл это «врожденным инстинктом». Некоторые рыбы, по его наблюдениям, меняли цвет во время чистки. Например, темные единороги становились светло-голубыми, паразиты на таком фоне намного заметнее. Иногда губанчики, приглашая больших рыб почиститься, исполняют своеобразный танец, раскачиваясь из стороны в сторону. Танцуют не перед всеми клиентами, а только перед большими или незнакомыми рыбами (перед самим Эйблем тоже танцевали, но он отказался выпустить изо рта загубник). Скорее всего, это все-таки не «приглашение», а средство идентификации — чтобы по ошибке не съели. Некоторые рыбки привыкают к своему чистильщику, как люди к своему парикмахеру. В лаборатории на борту находились аквариумы. В одном из них заменили губанчика, и постоянная обитательница аквариума, рыба-бабочка, отказалась чиститься у нового мастера. Экспериментаторам пришлось вернуть старого «цирюльника», и она тотчас приплыла к нему на процедуру.

Плоскоплавниковая барабуля в позе «приглашаю чистильщика»

Эйбль описал и лжечистильщиков, внешне почти не отличимых от настоящих. Вместо того чтобы выискивать паразитов, они выкусывают у ничего не подозревающих рыб кусочки кожи и плавников. Саблезубая морская собачка аспидонт — практически двойник голубого губанчика. Обидно, что я опознала этого злостного имитатора только примерно на трехсотом погружении, хотя наверняка встречала раньше.

Иногда, изучая под водой необычное поведение морских организмов, откровенно удивляешься, но объяснить его не можешь. И Хасс, и Эйбль-Эйбесфельдт такие объяснения искали и чаще всего находили. Ну например, с чего это вдруг китайский флейторыл как будто прилип к большой рыбе и плавает рядом с ней, куда бы она ни направлялась? Эйбль нашел разгадку: оказывается, у длинной флейты очень характерный силуэт, который пугает потенциальную добычу, поэтому и прячется за безобидным морским обитателем, так ей легче охотиться.

Китайский флейторыл и его «прикрытие» — длинношипая рыба-еж

Много занимались биологи и вопросами симбиоза на коралловых рифах. Всем известен классический пример такого симбиоза — рыбы-клоуны и актинии. Эйбль задался вопросом: понятно, что содружество выгодно рыбке, которая получает великолепную защиту и крохи с барского стола, но что получает актиния? Он нашел ответ, когда заметил в аквариуме, как рыбки направляют в ротовое отверстие актинии кусочки еды. Не так давно это наблюдение подтверждено в естественных условиях — действительно, рыбы-клоуны подкармливают свою актинию.

А была еще отчаянная кормежка акул на Мальдивах, когда два друга, Хасс и Эйбль, довели хищниц до пищевой лихорадки. Рисковали, конечно, но не так уж сильно. С тех пор как Хасс едва не попал в пасть белой акулы в Красном море, он приобрел большой опыт. Хасс считал акул великолепными животными, называл их царственными и красивыми и вообще всегда утверждал, что безобразных существ в природе нет.

Мальдивская рыба-клоун и актиния

После экспедиций

Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончилась экспедиция, и деньги у Хасса, несмотря на книги и фильмы, закончились тоже. Содержать большое судно исключительно для научных целей чересчур дорого, и в 1960 году он был вынужден продать «Ксарифу». С 1961 года Хасс отказывается от дайвинга и кинопроизводства, чтобы сосредоточиться на развитии своей «теории энергона». Согласно этой теории, все организмы находятся в постоянном движении, и в их телах и органах протекают комплексные процессы. Все структуры, которые поддерживают жизнь, — это энергоприобретающие системы, или «энергоны». Эволюция, по Хассу, может быть разбита на три фазы. В первой фазе возникают одноклеточные организмы, во второй многоклеточные, в третьей — так называемые гиперклеточные. Человек, утверждал он, является многоклеточным организмом, но поднимается на высшую ступень эволюции, становится гиперклеточным, развивая и используя технологии для усиления своих естественных физических способностей. Таким образом, Хасс предположил, что технология является эволюционным явлением. Ученый мир счел эту теорию ненаучной, но семинары Хасса пользовались большим успехом в бизнес-кругах.

Зато другая сфера деятельности принесла Хассу всеобщее признание — борьба за сохранение окружающей среды и особенно океана; за эту работу ему была присуждена премия Конрада Лоренца. Он активно противостоял хищническому истреблению акул. Собственно говоря, он защищал море и морские организмы чуть ли не с самого начала своей карьеры ныряльщика. А в своих статьях и выступлениях призывал дайверов отказаться от подводной охоты ради фото- и киносъемки.

В 1977 году Гансу Хассу присвоили звание профессора в Венском университете, где он работал затем долгие годы. Верная Лотта осталась с ним, став ему помощницей и в этой его деятельности. Но при этом она оставалась самостоятельной, яркой личностью. Первая женщина-дайвер, подводный фотограф и исследователь, она многое сделала для популяризации дайвинга среди женщин. В 1970 году вышла ее книга «Девочки на дне», в 2011 году о ее жизни был снят художественный фильм.

Разумеется, Хасс оставил море не навсегда. Он участвовал в разработке мини-подводной лодки для исследовательских целей, консультировал конструкторов подводного дома, принимал участие в разработке компьютера для подводных погружений. И нырял, конечно. Последние погружения он совершил, когда ему было далеко за 80: в 2005 году на Мальдивах, чтобы оценить, какой ущерб нанесло коралловым рифам цунами 2004 года, в 2007 году — в Порт-Судане, в память об экспедиции 1957 года на Ксарифе.

Но слава покорителя морской стихии все же осталась за Жаком-Ивом Кусто. Ганс Хасс с горечью говорил: «Для Кусто существует один только Кусто. Он никогда не признавал, что были и другие, что не он был первым в дайвинге или подводной фотографии». Надеюсь, эта статья поможет восстановить справедливость. Для меня, во всяком случае, Ганс Хасс — первый. Первый, кто погружался под воду, и первый подводный морской биолог.

Пестроносый амфиприон в актинии