Тот мир — Станислав Лем

Любая книга — кабель между мозгом автора и мозгом читателя. Кабель с двумя разъемами, они же коннекторы, на концах — способностью сформулировать и способностью понять. Не протертые с утра (известно чем) контакты барахлят. Искрят! — гордо говорят неряхи, намекая на немереный ток и свою индуктивность. Вдобавок Интернет выдрал из кабеля диод, и любой идиот или тролль на жалованье может автору направить в обратном направлении свое мнение о его умственных способностях.

У автора же перед органами восприятия был огромный мир, и читателю с рецензентом тот мир тоже может быть интересен. Правда, один автор надул щеки и сообщил, что его стих не зеркало, а телескоп. Но у него — да и у многих других — то ли зеркало было кривое, то ли бинокль перевернутый, то ли по проплаченности, то ли по необъективности. А тут рецензент со своей блажью: написать и о том мире, и о том кабеле содержательно и интересно, благо автор нам не чужой, а уж как не чужой нам тот мир, о ком он пишет! Тот мир — Станислав Лем.

Итак, Виктор Язневич, «Станислав Лем».

Редакция с удовлетворением отмечает: и мы его читаем, и наши читатели его читают, и мы несколько раз имели удовольствие публиковать Лема, в том числе ив переводе Язневича. Данная книга вышла в серии «Мыслители XX столетия» (Минск, 2014) и посвящена в основном проблеме «философ Лем или писатель?». Мне кажется, что проблемы здесь нет — читай и наслаждайся, — поэтому, может быть, мне удастся быть объективным.

Сначала о формальном. В книге, как это и должно быть, приведена биография Лема, причем со множеством неизвестных нам ранее деталей — например, о его некотором участии в политике, антифашистской и антисоветской. Но главное в биографии, предложенной нашему вниманию, подробное описание именно не только литературной, но и философской стороны его деятельности, в частности его не слишком удачные контакты с философским истеблишментом. Причина этого проста: как пишет сам Лем, «в жизни и работе я был котом, который ходит собственными тропами… появлялся в различных удивительных областях, от кибернетической социологии и философии до вымышленной критики несуществующих романов и до science fiction, везде был пришельцем со стороны, которого чаще, чем признание, приветствовало восхищение читателей — наиболее разумное, ибо во всех темах, которые затрагивал, и жанрах, в которых творил, был одиночкой и самозванцем».

Дело, однако, не только в этом. Во-первых, в каждой области есть свой принятый стиль. А пан Станислав и свою литературу не всегда писал чисто литературно — что, кстати, очевидно, сужало круг читателей, — и свою философию писал не совсем тем языком, к которому привычны философы. Причем в некоторых его литературных произведениях есть просто философские вставки, но есть и «растворенное». Понятно, что это (как и любая особенность стиля), если говорить гуманитарным языком, поляризует читателей. А если говорить физико-техническим, то функция распределения читателей по оценкам делается бимодальной и дисперсия каждой моды убывает. Отсюда мораль: спрашивать читателей об отношении к авторам и произведениям надо в более дробной шкале, чем это обычно делается, и, скорее всего, шкала должна быть двухступенчатая. Из личного опыта — работы по социологии, написанные физиком и технарем, принимаются высококлассными социологами с интересом, но с ворчанием. Один раз в прошлом году чуть не убили.

Есть и еще две мелкие причины для не слишком быстрого и легкого признания Лема как философа — IQ 180 и, судя по некоторым признакам, не всегда гуманное отношение к туповатому собеседнику. Я слегка исследовал вопрос: собеседник, чей IQ превышает ваш на 20, воспринимается как быстро схватывающий, в обратном случае — как заметно не выспавшийся. Представьте, как действует разница на две-три ступени большая... А вот цитата из Лема, хорошо иллюстрирующая его некую размашистость в суждениях. «Моя литература, несмотря на то, какова ее художественная ценность, обычно в себе содержит некую старательно упакованную Мысль, которой у других не наблюдается, то есть является оригинальной интеллектуально, и поэтому также nota bene обычно наталкивается на сильное сопротивление именно интеллектуалов, которые, стыдно сказать, обычно ужасно не суверенны в своем интеллектуализме и не знают, бедняжки, что Мысль — это не то же самое, что Мода (в данном случае Мода на определенный Фасон Мысли)». Понятно, что установлению дружеских контактов такая реакция способствовала не всегда.

Книга Виктора Язневича содержит великолепный конспект философских взглядов Лема, и поэтому я знаю, у кого она — в виде файла, когда ее слямзят и выложат в Сеть, — будет безумно популярна: на сайтах, предлагающих рефераты. Следует ожидать «вспышки интереса» к философии Лема — особенно во время зачетной сессии, когда стон стоит над городом и дымятся лазерники, выпекая «рефераты». Интересен также раздел, в котором собраны мнения Лема о многих философах. Рискуя слегка обидеть автора книги, замечу, что он будет популярен и у тех, кто, согласно анекдоту, «не читал Фейербаха», — например, мне читать было интересно.

В заключение зададим два вопроса: надо ли эту книгу читать и если да — то когда: до Лема, одновременно или после него? Ответ прост: да, читать, и лучше после. Почему читать — понятно: потому что интересно и полезно. А почему после? Ответ прост и здесь — чтобы при чтении самого Лема не только мурлыкать от удовольствия, но и нейронами работать.