Как поймать допинг

Болотов С.Л.
(«ХиЖ», 1992, №7)

Нынешний год не только високосный, но и олимпийский. Конечно, «Химия и жизнь» не может пройти мимо столь важного события, тем более что химия в жизни спортсменов такого уровня играет весьма значительную роль. А в чем она заключается, нашему корреспонденту С.Сильвестрову рассказал старший научный сотрудник Московского антидопингового центра Сергей Леонидович БОЛОТОВ.

 

Для начала давайте объясним читателю, что такое допинг и когда он появился.

Можно сказать, с незапамятных времен. Задолго до нашей эры в Древнем Китае занятые тяжелым физическим трудом рабы по приказу императора получали возбуждающий экстракт из листьев растений. А в античном мире различные стимуляторы применяли тогдашние спортсмены — бегуны, кулачные бойцы, дискоболы. Сегодня допингом называют любое специфическое фармакологическое средство (в том числе — и естественного происхождения), позволяющее спортсмену значительно повысить свои результаты.


Но может быть, в этом нет ничего плохого?

К сожалению, есть. Спортсмены, которые стараются вести честную борьбу, попадают в заведомо неравные условия. Тем самым нарушается главный принцип любых соревнований: пусть побеждает сильнейший. К тому же и сами нарушители, употребляющие препараты в завышенных в десятки раз дозах, наносят огромный ущерб своему здоровью. А иногда передозировка допинга может привести к трагедии: в пятидесятых годах велогонщик, использовавший в качестве допинга всем известный яд стрихнин, умер на треке. Эта история наделала много шума, и примерно тогда же, в 1955 году, медики провели первое обследование на допинг участников велогонки во Франции. Результат оказался поистине плачевным — даже при помощи тогдашних, несовершенных с позиций сегодняшнего дня методов выяснилось, что каждый пятый спортсмен подстегивал себя химическими препаратами.

Какие именно препараты считают допингом?

В первую очередь — наркотики-стимуляторы, возбуждающие центральную нервную систему: эфедрин, морфин, кофеин и так далее. Их применяют 'практически во всех видах спорта, от легкой атлетики до тяжелой. Исключение составляют, пожалуй, только стрелки, поскольку возбуждение им, напротив, мешает. Поэтому они предпочитают препараты, блокирующие бета-адренорецепторы (B-blockers), которые уменьшают частоту сердечных сокращений (пропранолол). Следующая группа — скандально известные анаболические стероиды, синтетические аналоги мужских половых гормонов (метандростенолон, ретаболил, стенозолол). Они увеличивают силу и мышечную массу. Эти препараты используют представители почти всех видов спорта, но в большей степени — силовых. И наконец, диуретики, то есть мочегонные препараты (фуросемид). Их могут использовать для маскировки всех упомянутых выше запрещенных средств, поскольку после приема такого медикамента концентрация любых веществ в моче резко падает. Это затрудняет определение допинга. В некоторых вицах спорта диуретики применяют для того, чтобы быстро согнать вес и перейти в другую весовую категорию. 

Когда за нарушителей взялись всерьез?

После 1955 года стало ясно, что необходима решительная борьба против допинга. Медицинская комиссия Международного олимпийского комитета начала разрабатывать комплексный подход к этой проблеме, оценивая фармакологические, медицинские, аналитические и, безусловно, нравственные ее аспекты. Подкомиссия по допингу занялась решением конкретных вопросов с помощью фотометрии и тонкослойной хроматографии. Увы, возможности этих методов были весьма ограничены. Но резолюция медицинской комиссии от 1967 года, запретившая употребление допинговых веществ в соответствии со специальным списком, предусматривала весьма суровое наказание для нарушителей. На первый раз дисквалификация на два года, рецидивисту — пожизненная. А для серьезного спортсмена спорт на самом деле «целая жизнь и даже немножко больше». Когда американский медик Меркин спросил у лучших бегунов команды США, станут ли они принимать лекарство, которое поможет завоевать олимпийские медали, но гарантирует смерть в последующие пять лет, большая часть ответила утвердительно. 

Как организована служба допинг-контроля сегодня?

В начале 70-х годов появились газовые хроматографы со специфическим азотно-фосфорным детектором, после чего шансы любителей подстегнуть себя наркотиками-стимуляторами резко упали. И начиная с мюнхенской Олимпиады-72 допинг-контроль проводят регулярно (обязательно проверяют всех призеров плюс еще нескольких участников по жребию). Примерно тогда же председателем подкомиссии по допинг-контролю стал Манфред Донике, руководитель кельнской лаборатории, кстати, бывший велогонщик. Он и сегодня занимает этот пост, причем авторитет профессора Донике и его сотрудников столь высок, что специалисты именно этой лаборатории принимают окончательное решение в самых спорных случаях, хотя никаких официальных постановлений о какой-то особой аккредитации кельнской лаборатории нет и не будет. 

Что означает аккредитация?

Каждая лаборатория, которая проводит анализы на допинг и дает официальное заключение, должна получить аккредитацию в медицинской комиссии МОК. Разумеется, только если ее оборудование и персонал отвечают самым высоким требованиям и выдерживают первоначальное испытание — аккредитационный тест. Таких лабораторий во всем мире около двух десятков. В их число входит и Московский антидопинговый центр. Каждый год лаборатории проходят реаккредитацию, тоже весьма сложную процедуру. Причем требования год от года возрастают: если раньше на контрольный анализ поступало восемь проб, каждая из которых содержала одно допинговое вещество, то сегодня каждая проба может содержать до трех различных запрещенных препаратов или быть «бланковой», то есть бездопинговой. Уже через двое суток необходимо направить в вышестоящую инстанцию (в подкомиссию по допингу) короткий факс, а через две недели представить туда подробный отчет. Если допущена ошибка, лабораторию на год лишают права давать самостоятельные заключения. Недавняя история с нашими фигуристами Климовой и Пономаренко подтвердила справедливость этого подхода. Болгарская лаборатория, уличившая их в приеме допинговых средств, вообще не получала аккредитации. Естественно, ее сотрудники не имели права сообщать журналистам никакой информации. А после того как кельнская лаборатория не подтвердила их результата, получился большой скандал. И если бы дело дошло до суда, то виновникам пришлось бы раскошелиться. 

И часто происходят подобные накладки?

Для исключения ошибки приходится предугадывать все уловки нарушителей. Поскольку допинг определяют по анализу мочи, регламент МОК предусматривает специальную службу отбора проб, задача которой — получить от спортсмена нужное количество мочи (не менее 50 мл), не допустив фальсификации. Затем каждую пробу делят на две части (проба А и проба Б), им присваиваются кодовый номер, под которым они и попадают в аналитическую лабораторию. Сначала анализируют пробу А, и если в ней обнаруживают допинг, то проводят контрольный анализ пробы Б, кстати, в присутствии заинтересованных лиц — спортсмена или тренера. Они могут признаться в совершенном проступке или отпираться, но на решение о дисквалификации это уже не повлияет. 

А насколько велика достоверность анализа?

Практически стопроцентная. Любая допинг-лаборатория оборудована лучше, чем средний научно-исследовательский центр на Западе. Об СНГ и говорить нечего. Кстати, почти всю аппаратуру, используемую в допинг-контроле, производит американская фирма «Hewett-Packard». Во всем мире хорошо известны ее компьютеры, лазерные принтеры, медицинская техника. Несмотря на то что изделия этой фирмы несколько дороже приборов, которые выпускают многочисленные конкуренты, лаборатории допинг-контроля предпочитают HP. Компактность и надежность хьюлетт-паккардовского оборудования сторицей возмещают разницу в цене, а прекрасное компьютерное обеспечение замечательно приспособлено к высокоавтоматизированному массовому анализу. 

Поскольку значительная часть читателей нашего журнала — химики, им интересно будет узнать, как делают анализ.

Начнем с того, что в допинг-контроле не существует «гостированных» методик. Их заменяет свод обязательных требований к анализам, название которого по-английски звучит так: Good Laboratory Praсtice. При их выполнении остается простор для творчества, а потом комиссия по допингу решает: достоверен примененный метод или нет. Впрочем, в любом случае основные методы одни и те же: хроматография — жидкостная и газовая, и масс-спектрометрия.

Например, летучие стимуляторы типа эфедрина экстрагируются органическими растворителями. Остается лишь упарить раствор и вколоть его в хроматограф. С этого, кстати, и начинался допинг-контроль. Несмотря на простоту определения эфедрина, с ним связано большое число курьезных случаев. На Сеульской олимпиаде занявший едва ли не последнее место яхтсмен из какого-то карликового государства попал под выборочный контроль, и в его моче обнаружили этот стимулятор. Явная абсурдность ситуации требовала разъяснения. Оказалось, что перед соревнованиями спортсмен принял капли от насморка, содержащие эфедрин. Медицинская комиссия рассмотрела этот случай и не стала наказывать нарушителя, поскольку на этикетке лекарства не был указан его состав. Теперь эфедрин и некоторые другие стимуляторы определяют не только качественно, но и количественно.

Но вернемся к подготовке проб. Нелетучие стимуляторы типа морфина находятся в моче в виде конъюгатов, поэтому их сначала гидролизуют, затем дериватизируют (то есть получают летучие производные). Анаболические стероиды тоже дериватизируют, предварительно выделив с помощью твердофазной экстракции (на сорбенте). 

Проба подготовлена. Что теперь?

В роботизированный автосамплер помещают от одной до ста подготовленных проб, налитых в специальные пробирки-виалы. Каждую из них прибор может вколоть, проанализировать, обработать результаты, распечатать их на принтере. И все это — по индивидуальной программе. Но хотя все эти манипуляции прибор способен выполнить без оператора, главная ценность допинг-лаборатории — это персонал. Каждый научный сотрудник знает, как ведет себя допинговое вещество в организме, то есть количество основных метаболитов и их структуру, время их удерживания в хроматографической колонке и их масс-спектры. А если что-то и забудем, на ^помощь придет компьютер. Отечественным аналитикам, от студента до профессора, может показаться, что мы живем «в пошлой роскоши». Однако только в таких условиях можно добиться точности и воспроизводимости результатов, соответствующих самым строгим международным стандартам, и получать эти результаты быстро, в больших количествах и фактически двумя независимыми методами — хроматографией и масс-спектрометрией. 

А теперь, если можно, нескромный вопрос: на что живут лаборатории допинг-контроля?

Скажем прямо, содержание такой лаборатории — весьма дорогое  удовольствие. Несмотря на довольно высокую стоимость анализа, измеряющуюся не одной сотней долларов, все лаборатории допинг-контроля убыточны и финансируются из госбюджета. А поскольку вместе с Советским Союзом развалился и его Спорткомитет, покрывать наши расходы сегодня некому. Возможно, образовавшиеся на его обломках независимые федерации, когда-нибудь смогут обеспечить нас заказами и соответствующим образом оплачивать их. Но до этого времени надо еще дожить. И если новые приборы можно будет купить, то собрать разъезжающихся по всему миру специалистов экстра-класса уже вряд ли удастся.

 

Разные разности
Пишут, что...
…согласно новой оценке, растения по всему миру поглощают примерно на треть больше CO2, чем считалось ранее… …скорость измерения «вибрационного отпечатка» молекул с помощью рамановской спектроскопии увеличена в 100 раз…. …бедствие в виде...
Прозрачная мышь
Раствор, делающий живую кожу обратимо прозрачной, создали биоинженеры и материаловеды. Исследователи в эксперименте втирали водный раствор тартразина в пузико лабораторной мышки. И этот участок кожи через несколько минут превращался в прозрачный иллю...
«Хулиганы зрения лишают!»
Все тяжелее становится жизнь пчел. А значит, и растений, которые навещают шмели и тем самым опыляют. Жизнь пчелам осложняет и меняющийся климат, и человек.
Пластик на дне
Западные исследования утверждают, что содержание микропластика в донных осадках увеличилось в несколько десятков раз за последние несколько десятилетий, «создав новую историческую запись эпохи антропоцена». А как дела обстоят у нас?