Выбор академика Крафта
 |
|
Художник С. Дергачев |
Ломая со звонким хрустом тонкий лед, ялбот вылез носом на берег. По морозному этому хрусту штурман Минин понял, что навигации в нынешний 1739 год осталось от силы пара недель. Поглубже надвинув треуголку, которую рвал с головы соленый ветер, штурман спрыгнул с борта на припорошенный снегом песок. Вокруг слышались чавкающие удары и шумное многоголосое дыхание. Полсотни матросов и казаков долбили лопатами и ломами подмытый водой обрыв. Зарываясь ботфортами в осыпающийся склон, Минин вскарабкался наверх. Обернулся, глянул с высоты на корабли. Дубель-шлюпка «Тобол» укрылась в бухточке под защитой мыса, но парусный бот «Обь-Почталион» из-за осадки не мог подойти к берегу и стоял мористее, на стылом просторе Северного океана, тяжело раскачиваясь на сизых волнах. Минин подумал, не послать ли ялик, перевести с «Тобола» на «Почталион» запасные якоря. Потом вспомнил, что лодки скоро будут заняты иным делом.
Подштурман Стерлегов и геодезист Ушаков вели картографическую съемку, следя за низким солнцем, дабы ровно в полдень замерить широту астролябией и квадрантом. Прочий, не занятый на земляной копке, люд по обыкновению устраивал береговой лагерь. Необычным на этот раз было одно — под большим артельным котлом, в котором варилась обеденная уха, горели не дрова, а серый подтаявший ноздреватый лед. Под сильным ветром исходившее изо льда диковинное яркое пламя гудело как в печи.
Рудознатец Медведев перехватил брошенный Мининым взгляд:
— Не соврал обдорский колдун лейтенанту Овцыну! А ведь не верили мы поначалу в такое чудо.
— Ты бы, Захар, объяснил по своей науке, что значит сей феномен?
— Я так полагаю, Федор Алексеич, то замерзший флогистон, сиречь субстанция огненная.
— Огонь замерзший? Ну, пусть так.
— Самоед сказывал, что оный лед и жар, и холод великий творить может, — вступил в разговор гардемарин Паренаго.
— Так на то он и лед, чтобы холод делать, — усмехнулся Минин. — Попробуй-ка, тронь! Однако надобно спешить. Приказываю срочно грузить на «Тобол» сие вещество, сколько в трюме поместится, и сразу же держать курс назад, в Туруханск. Тебе, Дмитрий Васильич, — обратился Минин к Стерлегову, — из журналов корабельных все последние страницы изъять и поместить в секретный пакет. В журналах же написать, что мы дальше Корсаковых островов из-за плавучих льдин пройти не смогли.
— Федор Алексеич, — перебил штурмана рудознатец, — хорошо бы посильней морозов дождаться. Да и лед тот диковинный из-под мерзлой земли пока не доставать. Тает он на обычном холоде изрядно. Не довести нам его до Туруханска.
— Ты что, Захар? На море уже шуга, того гляди матерый лед встанет, корабли до весны вмерзнут. Как нам обратно? На собаках? Так их у нас всего две упряжки. Самим бы тогда до теплого жилья добраться, не то что с грузом в двести пудов!
— Можно и на кораблях пойти, — снова встрял Паренаго. — Обычный лед нам ныне не преграда!
— Это ты про флогистон? — переспросил Минин. — Вот лейтенант Овцын тоже небось думал так зазнобу свою, княжну Долгорукову, из березовской ссылки вызволить. Волшебным льдом путь морской себе растопить.
— Дмитрий Леонидович об ином говорил! — возразил сурово Стерлегов. — О том, как, пробиваясь сим огнем через великие льды, кругом Таймыра обойти, а может, и далее, мимо всей Сибирской земли к Восточному океану. До самой Америки вперед командора Беринга могли бы добраться!
Однако сгореть «Тоболу» было не суждено. Когда на следующий день к дубель-шлюпке подошла от берега последняя лодка с секретным льдом, уставшие от тяжелой работы матросы сплоховали и с размаху ударили ею о корабельный борт. Лодка накренилась и мигом опрокинулась, высыпав за борт весь свой немалый груз. Через минуту вода в бухте закипела ключом. Охваченный кругом белым клокотаньем «Тобол» вдруг дернулся и стал уходить вниз, проваливаясь в раскрывшуюся под ним пучину. Через низкий планшир на гребные банки хлынули накатом волны. И тут же судно разом ушло под воду, лишь мачты остались наполовину над волнами. И самым страшным было видеть с берега и с «Обь-Почталиона», как лезли на обе эти мачты по вантам успевшие выбраться люди. Лезли и замерзали, превращаясь на глазах в повисшие на канатах ледяные куклы. А следом покрылась льдом и вся вода над легшим на дно «Тоболом».
— Вот так, не было счастья, да несчастье помогло! — закончил рассказ Минин, кутаясь от промозглого холода в суконную епанчу. — Иначе бы и не довезли тот огненный лед. Истаивал он сразу, как откапывали, даже на морозе. А вот как с «Тобола» из-под воды стали поднимать, увидели, что вокруг него корка от обычного льда наросла. Она-то и хранила его, пока сюда не привезли.
— Вовремя привезли! — отозвался собеседник в богатой собольей шубе. — Весьма твой лед нам пригодился.
Был этот человек мал ростом и некрасив смуглым лицом, но держался с изрядным достоинством. Звали его Иван Петрович Суда и служил он простым коллежским асессором в Иностранной коллегии. Но был при том он также и секретарем-конфидентом второго в России по силе придворного лица — кабинет-министра Волынского.
— Вон, смотри, какую потеху затеяли в честь дня рождения императрицы! — Суда обвел рукой проходивший мимо санный поезд. — А ведь все это мы с Артемием Петровичем устроили.
По застроенной убогими домишками Сенной улице ползла по разбитому снегу вереница раскрашенных возков. Одни были сделаны в виде зверей, другие — птиц, третьи — рыб. В санях сидели люди, наряженные в чухонцев, малороссиян, татар, кабардинцев, калмыков и совсем уж неизвестные народы — в бархатных цветастых халатах, звериных шкурах, плащах из рыбьей кожи, берестяных коробах, стальных кольчугах и доспехах лакированного дерева. Тащили сани не только лошади, но и быки, олени, собаки, верблюды, ослы, козлы и свиньи. А впереди брел, возглавляя шествие, закутанный в пеструю попону слон с заиндевелой железной клетью на спине. В морозном воздухе густо стоял скрип полозьев, гам голосов, гудение дудок и рожков, грохот бубнов, бренчание лютней и цимбал.
— Что хмуришься? Победу над турками и то меньше праздновали. — Суда хлопнул Минина по плечу. — Ладно, ты еще Ледяного дома не видел. Вот где будет главное веселье. Свадебный пир шута Квасника с шутихой Бужениновой. Там мы и мороженый огонь твой в дело пустим, лишь бы Крафт не подвел.
Рядом, выехав из общей процессии, встал закрытый санный возок. Распахнув дверцу, Суда подтолкнул туда Минина и сам забрался следом. Пара английских рысаков, рванув с места, вынесла возок через узкий переулок на простор замерзшего болота и понесла мимо не вырубленного до конца Змеиного леса. Внутри отделанного персидским бархатом кузова напротив Минина сидел нестарый и крепкий еще на вид вельможа с серым обрюзгшим лицом — сам кабинет-министр. Суда почтительно вручил ему кожаный портфель, который до того крепко держал под мышкой:
— Как и велели, Артемий Петрович! Здесь Генеральный прожект о поправлении внутренних государственных дел. — Суда улыбнулся. — И ведь неплохо получилось, ваше сиятельство! Если бы сей прожект высочайше утвердили лет десять назад, последняя война, полагаю, закончилась бы иначе. Фельдмаршал Миних мог бы не до Ясс дойти, а до самого Цареграда!
— Коли было бы так, повел бы армию не Миних, а другой, — насупился Волынский. — Я-то сам хаживал за Прут еще с самим государем Петром. Да и в Стамбуле не раз бывал. Турцию и все турецкие затеи знаю неплохо, не то что твой Миних. Фельдмаршал только и умеет, что русских солдат тысячами в землю класть. Был я с ним в деле под Гданьском, знаю. А чего ты вообще, Суда, сам себя хвалишь? Прожект-то сей, чай, ты и писал?
— С ваших слов, ваше сиятельство, — развел руки секретарь. — А также и друзей ваших, болеющих душой за славу России.
— Тебе-то что, француз, российская слава?
— Обидно слышать, Артемий Петрович! — Суда выпрямился. — Отец мой бежал от турок с Крита в Венецию, а затем во Францию. Но ни венецианцы, ни французский король, ни иные европейские государи не помогли нам освободить страну мою от турецкого гнета. И теперь надежды возлагаем мы только на державу северную, единоверную. Посему важно и мне, чтобы Россия в делах своих внутренних укрепилась и тем сильнее стала.
— Ладно, не обижайся, — смягчился Волынский. — Ценю труды твои и верность. Без тебя все планы наши были бы пустыми разговорами. Возьмешься разве над бумагой серьезно подумать, когда день и ночь Ледовый дом этот, маскарадная комиссия… Но ничего, последний день остался. Сегодня все решится. Понравится императрице забава — быть мне в фаворе, тогда и державными делами смогу заняться и уж никто тогда мне поперек единого слова не скажет!
— Вот, кстати, Федор Минин, который нам лед волшебный из Самоедской земли привез, — представил секретарь штурмана, будто только вспомнил о нем, оробевшем от услышанного разговора.
Волынский просверлил Минина взглядом, кивнул с важностью:
— Молодец, за командира своего хлопочешь! Овцына пока в матросы разжаловали, но то дело поправимое.
Кабинет-министр откинулся на стенку возка, устало закрыл глаза
— Куда ж мы едем? — шепотом спросил Минин у секретаря.
Возок, раскачиваясь из стороны в сторону, мчался по покрытой снегом речной протоке. На ее берегах, черневших корявыми зарослями, лишь кое-где попадались скопления обывательских домиков или усадьбы вельмож, окруженные прутиками новопосаженных садов.
— По Фонтанке к Ледяному дому, — ответил, зевнув, Суда. — Не бойся, пока маскарадный поезд напрямик через город идет, мы быстрее в обход доедем. Проверим все в последний раз перед визитом государыни.
Через полчаса окрестный вид полностью переменился. Речные берега оделись в белые каменные набережные с красивыми двухэтажными домами, за их черепичными крышами поднимались золотые шпили множества церквей, а еще выше над городом уходила в розоватое небо нескончаемая колоннада дымов из печных труб. Недаром тут и там у берега стояли, замерев во льду, барки, доверху наполненные поленницами дров, и новые дровяные груды везли и везли по улицам закутанные в тулупы извозчики на своих ломовых санях.
Быстрый министерский возок миновал строения Гаванца и, развернувшись, помчался по простору невского льда. Впереди, посередине широкий реки, против новопостроенного Зимнего дворца мерцал как огромный, пронизанный солнечным светом голубой кристалл Ледяной дом, похожий на сказочную картинку из раскрашенной немецкой книжки. Цепочка гвардейцев-измайловцев не подпускала к нему любопытных, и гулявшей по речному льду публике оставалась только издалека любоваться ледяным зданием и окружавшими его диковинами.
Волынского охрана, узнав, пропустила без задержки. Кабинет-министр в сопровождении Суды и Минина прошел через ворота в резной ледяной ограде и очутился среди отлитых изо льда деревьев с пышной листвой и сидящими на ветках птицами. Далее, уже перед самым крыльцом, два ледяных дельфина выпускали из пастей фонтаны, чьи брызги замерзали на лету. Чуть в стороне то же самое проделывал огромный ледяной слон, время от времени оглашая воздух трубным рёвом.
Вельможа огляделся, отыскивая взглядом главного творца этого царства холода. Георг Вольфганг Крафт, академик теоретической и опытной физики Петербургской императорской де сиянс академии обнаружился неподалеку, у заставленного ледяной посудой длинного стола. Сухонький старичок, едва видный в просторной своей волчьей шубе, беседовал о чем-то с молодым высоким корнетом гвардейского Кирасирского полка.
— Кто сей? — спросил министр, указывая на офицера.
Суда наморщил лоб:
— Адъютант герцога Брауншвейгского. Недавно вернулся с ним из турецкого похода. Как же звать этого немца? Мюх… Минихгаузен… Виноват, точно не вспомню.
Не замечая Волынского, Крафт и корнет продолжали что-то, громко смеясь, обсуждать по-немецки.
Волынский бросил секретарю:
— Переведи, о чем говорят!
— Э-э-э… Корнет рассказал, как он по дороге заночевал в снегу в чистом поле, а утром обнаружил, что оказался посреди города, ранее полностью скрытым под снегом. Академик же на это ответил, что подобное возможно только в далекой Якутии, где в сильный мороз снег действительно испаряется без следа. Но в той стране нет городов. А в европейских провинциях при таянии такого количества снега корнет утонул бы в талой воде или, по крайней мере, проснулся бы, когда намокла его одежда.
Тем временем Крафт увидел наконец Волынского и поспешил навстречу:
— Зтрафстфуйте, зтрафстфуйте, Артемий Петрофич! А я тут показыфал юный барон Мюнхгаузен угощенье, которым буду потшефать гостей на нашей феселой сфатьбе. Исфольте фитеть. — Академик повернулся к столу, уставленному разноцветными ледяными фигурами в виде рюмок, бутылок и графинов. — Недурной коллекций ледяных фин. Но есть и зюрприс. Можно получить фино, а можно заморошенный сироп, соленый фода, сфиной кроф, кастореум. Кому как пофесёт. Узнайт, когда во рту растайт. Ха-ха-ха!
— Ви есть обер-егермейстер принс Волински? — обратился вдруг к кабинет-министру кирасирский корнет.
Вельможа развернулся к нему с недовольным лицом.
Корнет быстро заговорил по-немецки. Суда торопливо переводил:
— Его послали сообщить, что свадебный обед по высочайшему указу перенесли в манеж герцога Курляндского. Императрица ждет вас там!
— Переиграл меня все же Бирон! — Волынский в досаде топнул ногой. — Или еще нет пока?! Что думаешь, Суда? Государыня меня ждет! Значит, надо срочно ехать к ней, в Биронов манеж, а потом обязательно сюда привезти, в Ледяной дом… Ладно, я туда, а ты здесь останься. Проследи за порядком.
Суда проводил взглядом Волынского, поспешившего к возку вместе с кирасиром. Затем повернулся к академику:
— Надеюсь, Георг, мне вы покажете не только мороженое из коньяка и рыбьего жира!
— Конечно, — кивнул академик. Теперь он говорил почти без акцента. — Вы умный человек, герр Зюда, и понимаете, что нынешнее увеселительное действие лишь благоприятный повод, чтобы провести важные физические эксперименты в области холода и льда. Эти исследования могут оказаться весьма важными для государственных нужд.
— В самом деле? — спросил Суда с ироничной усмешкой.
— Что для вас этот дом?
— Ледяная шутка за тридцать тысяч рублей! — рассмеялся секретарь, поплотнее запахиваясь в свою шубу. — Хотя конюшня герцога Курляндского стоит казне в год в три раза дороже.
— Ледяной дом есть символ! — Крафт поднял вверх палец в шерстяной перчатке. — Символ относительности природы разных мест. Подобный дом, который у нас едва возможен только в самую холодную зиму, на такой планете, как Сатурн, был бы вполне заурядным явлением. Ибо вода там из-за постоянной стужи имеет свойство мрамора и, вполне возможно, употребляется местными жителями для домового строения. Но разве Российская держава, простирающаяся в холодных северных землях, не служит подобием Сатурна для теплых южных стран? И не можем ли мы обратить особенности своей природы для собственной выгоды? Вот, к примеру…
Крафт повернулся к стоявшей в отдалении от дома батарее из шести отлитых изо льда пушек и двух мортир, которые с интересом разглядывал Минин.
— Самых больших трудов в военных походах, — объяснял академик, — требует перевозка осадной артиллерии. Но ведь в зимнее время можно вовсе не вести с собой тяжелые орудия, а отливать их по заготовкам на месте, у стен вражеской крепости, из имеющегося в изобилии природного материала — обычной воды.
— Да, в будущей войне со Швецией такие пушки нам бы пригодились, — согласился Суда. — Но способны ли они к делу?
— Заряд пороховой ледяные орудия держат и снаряды свои мечут исправно.
— Что ж, пожалуй, снесусь через кабинет-министра с Военной коллегией по этому вопросу. Кстати, мы ведь забыли про нашего полярного героя! Вон он, тот самый штурман Минин, что заменил лейтенанта Овцына, начальника Обь-Енисейского отряда.
Услышав в разговоре знакомые имена, Минин подошел к академику и секретарю.
— Рад познакомиться! — Крафт протянул штурману руку. — Вы совершили необыкновенно важное открытие! Ваш огненный лед…
— Сиречь флогистон? — подсказал Минин, отвечая на рукопожатие.
— О, нет! — засмеялся академик. — Думаю, отыскали вы замерзшие в допотопных болотах вместе с водой горючие испарения. Но интереснее другое — как можно употребить сей природный феномен на благо державы Российской. Позвольте произвести маленькую демонстрацию!
Крафт отыскал на своем столе и с усилием поднял большую колбу толстого стекла, вытянутый конец которой закрывала железная заглушка с колесиком.
— Сюда я поместил кусок огненного льда. Вода здесь уже отделилась от горючих паров. Зажжем для начала свечу.
Крафт воспользовался огнивом. Затем он немного повернул колесико на колбе и, когда оттуда послышался шипящий свист, осторожно поднес к ней горящую свечу. Из колбы ударил длинный язык пламени, едва не достав до Суды.
— В Константинопольской империи было подобное оружие, — заявил Суда. — И называлось оно греческий огонь. Им ромеи жгли корабли арабов, да и древних россов тоже. Но там огонь выдували мехами, а здесь он извергается сам собой.
— Да, напор испарений может быть очень силен. Когда стемнеет, вы сами это увидите. Ледяные дельфины и слон станут выдувать не водяные, а огненные фонтаны, поелику заложены в сии фигуры запасы горючего льда.
— Что же, — кивнул Суда, — думаю, демонстрация опыта сего доставит удовольствие императрице.
— Дело не в увеселении императрицы, герр Зюда! Сибирская экспедиция не только нанесла на карту крайние пределы Российской державы, но и открыла в них неисчислимые богатства! Лейтенанты Малыгин, Овцын и Лаптев докладывали о найденных ими явных признаках золота и серебра. А самородной меди там столь много, что ее даже выплавляют на своих кострах окрестные самоеды. Огненный лед, вернее, истекающие из оного горючие испарения, в тех безлесных землях вполне можно на устройство большого медеплавильного дела употребить. Да и в наших краях, полагаю, мы найдем этому пылающему льду применение. В освещении домов и улиц, в приготовлении еды, для обогрева жилищ взамен дров. Да и для небывалых до сей поры дел — тоже! Если, к примеру, поставить на барку с гребным колесом паровую машину Ньюкомена, вроде той, что император Петр Великий в свое время выписал из Англии для подачи воды в фонтаны Летнего сада, да топить ту машину горящими испарениями…
— Пироскаф? — спросил Суда и задумался.
— Да и на суше представима самоходная повозка с таким огненным устройством. Крутит же паровая машина жернова на мельницах, может крутить и тележные колеса.
— Где бы еще дороги отыскать в России для таких повозок…
За разговором они не заметили, как вокруг сгустились вечерние сумерки. Служители стали зажигать свечи, которые волшебно осветили изнутри Ледяной дом. Крафт провел гостей туда через заднее крыльцо. Дом был невелик и состоял всего из двух комнат — столовой и спальни, тесно заставленных разнообразной мебелью, также отлитой изо льда. В шкафах и буфетах стояли ледяная посуда, ледяные часы, лежали на полках разные ледяные безделушки. Академик показал на расположенный в спальне камин с ледяными дровами.
— Они из горючего льда, только снаружи покрыты слоем обычного. Чтобы согреть дом, эти дрова надо расколоть, потом зажечь. Однако спешить с этим не стоит. Через несколько часов горения камина Ледяной дом придет в негодность. Мы уже проверили это на ледяной бане. Затопили вечером, а к утру там провалилась крыша.
— Понятно. — Суда внимательно осмотрел камин. — Зажжем его не раньше, чем сюда пожалует императрица. А вот, кстати, похоже, и она…
С многоголосым гулом к Ледяному дому приближалось озаряемое множеством факелов маскарадное шествие. Впереди ехала на козлах и коровах гвардия жениха в вывороченных наизнанку заячьих тулупах. Сам жених был в санях, запряженных шестеркой оленей с золочеными рогами. Следом пара верблюдов несла паланкин с невестой. Дальше тянулись сани с ряжеными под разные народы. Тут же были колесницы Сатурна, Нептуна, Бахуса и прочих римских богов.
Опережая свадебный поезд, подкатил возок Волынского.
— Бирон уговорил государыню отложить визит в Ледяной дом до утра, — процедил кабинет-министр подбежавшему Суде. — Так что завтра все здесь должно быть в полной сохранности. Иначе не сносить нам с тобой головы. Бирон любую оплошность пустит себе на пользу, нам на погибель.
— Значит, маскарадных в дом не пускать, — сделал вывод секретарь.
— Только самых важных. Ну и жениха с невестой. Завтра поутру ее величество явится сюда поздравлять их с первой брачной ночью. Остальных, как выпьют-поедят снаружи, отпустить. Сам к себе сейчас поеду, а то устал. На ногах не стою от мальвазии, что угощали у Бирона. Так что прощай.
— Артемий Петрович, а чего жениха с невестой не на слоне сюда привезли? — спросил зачем-то Суда.
— Сдох слон по дороге! — сердито буркнул Волынский. — Замерз насмерть. Мы его уже в Адмиралтейский канал под лед спустили, чтобы веселью не мешал.
— Жалко!
— Ты лучше жениха пожалей! Все же, по природе своей, он родовитый князь, Гедиминова корня! Дед его державой правил, на Крым за полвека до Миниха полки водил.
Видя непонимание, Волынский разъяснил:
— Ее величество распорядилась новобрачных, раздев, уложить на ночь в Ледяном доме в холодную постель да поставить в их спальне караул, дабы жених с невестой со свадебного ложа сбежать не могли.
— Так их величество повелели…
— Да, заморозить насмерть! — жестко сказал кабинет-министр. — Не простила, видать, вероотступничество. За что князя Михайла Голицына шутом Квасником сделали? Он во Франции на старости лет женился, перешел к католикам. А как в Россию вернулся, попал в Тайную канцелярию. Ему и предложили на выбор — либо строгий суд, либо шутовство. Вот и стал князь на шестом десятке двор развлекать. Яйца высиживал в лукошке. Но все, как видишь, зря. Хотя уж лучше такая казнь, чем огненная. Помнишь, небось, капитана Возницына? Три года назад сожгли заживо за переход в иудейскую веру.
— Живую душу ведь губим! — пробормотал Суда. — И шута, и шутиху его… Чем же мы лучше Бирона? Он ведь тоже того малороссийского дворянина заживо заморозил, в статую ледяную превратил.
— Говори, да не заговаривайся! — крикнул зло Волынский. – Ради пользы государственной дело сие творим! Ради того, чтобы державу Российскую воистину великой сделать! Туда от нынешней бессовестной политики штурвал повернуть, куда направлял страну государь Петр Великий! Любой ценой! В минувшем году я князьям Долгоруким смертные приговоры лично подписывал. Не то бы погиб с ними. Бирон, ясно, постарался бы. А тут шут. Шут! Тот, кто, оставив доброе звание, сам пошел в дураки и стал непотребным человеком! Да мне больше солдат жальче, что будут в караул в Ледяной дом поставлены. Тоже ведь наверняка к утру не жильцы.
Волынский, яростно сопя, полез обратно в возок. Суда смотрел на приближавшихся ряженых. За спиной его скрипнул снег. Секретарь глянул через плечо.
Крафт. Стоит. Давно? Слышал или нет разговор с Волынским?
Ничего не говоря, академик повернулся и двинулся к Ледяному дому.
Сквозь тонкие пластины льда, заменявшие в доме оконные стекла, Суда видел, как Крафт, оказавшись в спальне, нагнулся над камином. Вскоре над ледяной трубой, возвышавшейся над островерхой крышей дома, показался легкий дымок или, скорее, дрожание теплого воздуха…
Суда бросился к дому. Остановился, распахнувши дверь, на пороге. Изнутри на него повеяло ласковым теплом.
Закрыл осторожно ледяную дверь, сошел с крыльца и побрел обратно к воротам.
Ледяной сад вокруг вдруг ярко осветило пламя, вырвавшееся из пасти дельфинов. Потом огненный столб ударил из хобота ледяного слона.
— Что же теперь будет? — тихо спросил шедший следом Минин. Постоял, махнул рукой и пошел к столу с угощением, где свадебным гостям из простых подали горящий ром в ледяных кубках. В озаряемых огнем клубах пара кипело пьяное веселье.
Суда застыл недвижно, стоя у ворот. Мимо него проследовали в Ледяной дом важные персоны, за ними вели жениха с невестой в сопровождении солдат.
Была уже почти ночь, когда гости выходили обратно. Они шли мимо безучастного Суды, который будто сам превратился в ледяную статую. К тому времени отлитые изо льда скульптуры дельфинов закончили извергать огонь и, сильно оплыв, сползли с постаментов, но из повалившегося набок слона продолжал вырываться в черное небо огненный факел.
— А-а-а, мсье Сюда! Наконец-то вижу в этой толпе знакомое лицо!
Секретарь поднял голову и узнал французского посла маркиза Шетарди, который негласно поддерживал Волынского и его конфидентов при дворе против «немецкой партии» Бирона.
— Скажите мне, Жан-Пьер, каким образом горел огонь в ледяном камине этого маскарадного дома?
— Ледяные дрова были смазаны нефтью, — ответил, вновь незаметно подойдя, академик Крафт. — Такая же нефть горела и в скульптурах дельфинов и слона. Нефть мне прислали из Баку. К сожалению, недавно Россия отдала этот город персидскому шаху, поэтому, боюсь, я больше не смогу делать подобных экспериментов с огнем и льдом.
— Да, — проговорил Суда, — больше такого не будет.
Наутро следующего дня императрица Анна посетила Ледяной дом и поздравила новобрачных, пребывавших во вполне благоприятном виде, чего нельзя было сказать об их ночной обители.
Многие из украшавших дом диковинок из резаного льда пришли в негодность. Ледяные статуи лишились иных частей, ледяная мебель развалилась. Прекрасные сервизы, о которых было столько разговоров при дворе и которые императрица так хотела видеть, превратились в бесформенные куски оплавленного льда.
По весне Ледяной дом был разломан. Куски его предприимчивые горожане растащили по домам своим, желая использовать в теплую пору в ледниках. Вскоре Петербург оказался охвачен страшными пожарами. Огонь уничтожил Большую и Малую Морские улицы, пламя бушевало от истоков Мойки до Зеленого моста, выгорели Гостиный и Почтовый дворы. В поджогах обвинили арестованного той же весной кабинет-министра Волынского в дополнение к прочим государственным преступлениям.
Тем же летом Артемия Волынского казнили отсечением головы за злодейские дела и рассуждения. Соратник его Иван Суда был бит кнутом и сослан под чужим именем матросом в Камчатскую экспедицию на пакетбот «Святой Павел». На следующий год он пропал без вести при высадке на Американский материк. Штурман Минин в скором времени был уволен со службы за пьянство. Академик Крафт оставил исследования льда и занялся составлением гороскопов, имевших большой успех при императорском дворе. В 1744 году он уволился из Петербургской академии, передав Физический кабинет молодому адъюнкту Ломоносову, и уехал в родной Тюбинген, где прожил на покое еще десять лет. Князь Михаил Голицын по смерти императрицы Анны и воцарения Елизаветы был освобожден из шутов. Ему вернули титул и имения. После свадьбы в Ледяном доме он прожил еще тридцать пять лет и скончался, немногим не дотянув до девяностолетнего возраста.