К юбилеям двух недостойных персон

Полезно помнить не только великие открытия и свершения, но и выдающуюся глупость, беспринципность и подлость. Антигерои этого очерка, вместе со многими другими, менее знаменитыми персонажами, ввели в практику борьбу с идеологически неверной наукой, и достигли в этом направлении значительных успехов.

Иллюстрация Александра Кука

«На одну поющую птицу приходится три клюющие»

Статьи в этой рубрике обычно напоминают о юбилеях достойных и уважаемых деятелей науки. Вспоминать о персонах недостойных в журнале не принято. Я хочу нарушить эту традицию, поскольку и такие биографии таят в себе немало поучительного.

Двадцать восьмого сентября 2022 года исполнилось 120 лет со дня рождения Исаака Израилевича Презента (1902–1969), философа естествознания, ближайшего соратника недоброй памяти академика Трофима Денисовича Лысенко (1898–1976). Без помощи Презента он никогда не стал бы тем, кем он стал. А 6 декабря исполняется 130 лет со дня рождения Эрнеста Яромировича Кольмана (1892–1979), непримиримого борца с идеализмом в физике и математике.

Эрнест Кольман родился в Праге (тогда находившейся на территории Австро-Венгрии) в семье почтового чиновника. Учился в Пражском университете, где слушал лекции самого Альберта Эйнштейна (1879 – 1955). В годы Первой мировой войны был мобилизован, воевал на русском фронте, попал в плен и остался в Советской России.

Исаак Презент родился в небольшом городке в Тверской области. После революции был на комсомольской работе, затем поступил учиться на юридический факультет Ленинградского университета, но во время учебы заинтересовался проблемами биологии, которым и посвятил свою дальнейшую деятельность.

И Презент, и Кольман активно занимались наукой. Однако не в качестве исследователей, а в качестве борцов против идеологически чуждых взглядов. Почетное место в одном ряду с ними занимает и Леопольд Леонидович Авербах (1903–1937), руководивший советской художественной литературой в 1920-х годах, — член редколлегии небезызвестного журнала «На посту», призывавшего к «классовому подходу» при оценке произведений искусства. Напостовцы обвиняли многих выдающихся писателей в пропаганде чуждой идеологии и призывали к беспощадной борьбе с ними. По типу личности, внешнему блеску и нанесенному вреду Авербах, Кольман и Презент очень похожи. Но разговор об Л.Л. Авербахе выходит за рамки настоящей статьи.

В 1920-х годах в СССР выдвинулась на передний план большая группа честолюбивых и агрессивных людей, проявивших себя в борьбе на фронтах науки и искусства. Эти люди обладали хорошими способностями, немалой эрудицией, хорошо подвешенным языком. Но, увы, у них не было таланта, позволяющего внести существенный творческий вклад в те области, которыми они занимались. Стихией этих людей стало не собственное творчество, а борьба против тех, кто идет не в ногу. «У нас на одну поющую птицу приходится три клюющие», — писал о литературных нравах своего времени писатель Исаак Бабель.

Отношение партийного руководства к подобным деятелям было двойственным. С одной стороны, их революционный пыл не мог остаться без поддержки, с другой стороны, неумеренная активность и стремление самостоятельно решать, кого следует считать носителем буржуазной идеологии, вызывали опасения. Тем более что форсированная индустриализация требовала большого количества профессионалов во всех областях, а бойкие юноши, уверенные в своей способности мгновенно перевернуть мир, профессионалов и профессионализм не уважали. Руководство колебалось.

В 1930 году Сталин призвал молодежь разгребать буржуазные завалы в философии, но в июне 1931 года он сформулировал «Шесть условий успешного хозяйственного развития», одним из которых было использование опыта старой интеллигенции и учеба у нее. А в апреле 1932 года было принято Постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций», покончившее с господством Л.Л. Авербаха и его команды в художественной литературе. Власть сделала ставку не на ультрареволюционных литераторов, пропагандировавших идею «пролетарской культуры», а на талантливых «попутчиков».

Большая часть ультрареволюционных литературных деятелей, в том числе и Л.Л. Авербах, были репрессированы в 1937–1938 годах. (Авербаха расстреляли как родственника Генриха Ягоды.) После этого борьбой с буржуазной идеологией стали заниматься не юноши со взором горящим, а исполнительные чиновники, не проявляющие собственной инициативы, но послушно бросающиеся на тех, на кого укажет власть.

Впрочем, И.И. Презент и Э.Я. Кольман пережили конец 1930-х годов без особого ущерба для своего здоровья и активности.

«Вавилов и вавиловцы окончательно распоясались…»

В первой половине 1930-х годов И.И. Презент боролся против экологов, в частности против одного из основателей советской экологии и заповедного дела Владимира Владимировича Станчинского (1882–1942). Станчинский — человек, который отважно защищал заповедник Аскания-Нова от превращения в совхоз с пастбищно-зерновым типом хозяйствования, доказывал, что целинная степь, нетронутая рукой человека, имеет огромную ценность для молодой науки экологии. Презент публично выражал сомнения в том, что наука экология вообще существует, выискивал политические ошибки в работах Станчинского и его коллег.

Но эта была лишь проба пера. В 1934 году Презент сказал своему знакомому: «Я встретил парня, с которым можно делать большие дела». Этим парнем был Трофим Денисович Лысенко.

Лысенко был человеком плохо образованным, малокультурным, но от природы очень способным. Идей у него было в избытке, однако, как и многим людям, не прошедшим хорошую научную школу, ему не хватало умения отнестись к собственным идеям критически. В итоге Лысенко и Презент нашли друг друга. Их взаимодействие было взаимовыгодным. Трофим Денисович осознавал свою недостаточную образованность. «Презент в сто раз умнее меня», — говорил он и, по-видимому, искренне. Так что Лысенко генерировал идеи, а Презент придавал им товарный вид и преподносил советскому руководству.

В 1938 году Трофим Денисович Лысенко занял пост президента Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук. А его главным консультантом по философским вопросам стал Исаак Израилевич Презент.

Вот лишь один пример его деятельности на этой должности. В июне 1939 года Презент направил председателю Совета народных комиссаров СССР В.М. Молотову докладную записку, в которой говорилось: «Хору капиталистических шавок от генетики в последнее время начали подпевать и наши отечественные морганисты. Вавилов в ряде публичных выступлений заявляет, что “мы пойдем на костер”, изображая дело так, будто бы в нашей стране возрождены времена Галилея. Поведение Вавилова и его группы приобретает в последнее время совершенно нетерпимый характер. Вавилов и вавиловцы окончательно распоясались, и нельзя не сделать вывод, что они постараются использовать международный генетический конгресс для укрепления своих позиций и положения… В настоящее время подготовка к участию в конгрессе находится целиком в руках Вавилова, и это далее никоим образом нельзя терпеть. Если судить по той агрессивности, с которой выступают Вавилов и его единомышленники, то не исключена возможность своеобразной политической демонстрации “в защиту науки” против ее “притеснения” в Советской стране».

По одной из версий, именно эта записка с визой Т.Д. Лысенко год спустя привела к аресту Н.И. Вавилова, хотя материалы против него начали собирать раньше. Седьмой Международный генетический конгресс 1939 года, о котором говорится в записке, прошел не в СССР, как планировалось, а в Шотландии. Советской делегации на нем не было. Вавилов был приглашен, более того — должен был председательствовать на конгрессе, однако не получил разрешение на выезд.

Липкие щупальцы вредителей на ветвях знаний

Эрнест Кольман

Эрнест Яромирович Кольман специализировался на физико-математических науках. Он выдвинулся немного раньше И.И. Презента и уже в 1931 году стал руководителем Ассоциации естественнонаучных институтов Коммунистической академии и главным редактором журнала «За марксистско-ленинское естествознание», где печатались статьи под такими названиями, как «За чистоту марксистско-ленинского учения в хирургии».

В том же 1931 году Кольман публикует в журнале «Большевик» статью «Вредительство в науке». Вот небольшая выдержка из нее. «…Научное вредительство буржуазной профессуры не ограничилось сферой общественных наук. Правда, в технике, в естествознании и в математике, где силы диалектического материализма несравненно слабее, чем в науках социально-политических, сделано пока еще очень мало для выявления работы ученых-вредителей, но и те отдельные факты, которые известны, с достаточной очевидностью говорят о том, что какой бы абстрактной и “безобидной” на первый взгляд ни казалась та или другая ветвь знания, вредители протянули к ней свои липкие щупальцы. Теплотехника и теория холодильного дела, экономгеография и рационализаторская техника, теория мелиорации, лесного хозяйства и горного дела, техника высоких напряжений и микробиология, счетоведение, статистика и ихтиология, — все они стали поприщем вылазок вредителей, имеющих две цели: во-первых, “научно” оправдать их собственную практику, во-вторых, овладеть подготовкой подрастающей смены работников науки и техники».

Ихтиологическое вредительство, очевидно, озадачивало и современников автора, и он охотно выступает с разъяснением: «Ученые ихтиологи (…) “доказывают”, что естественные законы размножения рыб таковы, что никак нельзя выполнить пятилетку в рыболовстве, и тут же дают указания о месторождениях отдельных видов рыбы, искаженные так, чтобы, руководствуясь ими, советское рыболовство действительно получало уменьшенные уловы». Остается только посочувствовать рыбоведам 1930-х годов.

Надо отметить, что 4 июня 1932 года с критикой подобных публикаций, явно дискредитирующих марксистско-ленинскую философию, выступила газета «Правда», опубликовав статью заведующего отделом пропаганды ЦК ВКП(б) Алексея Ивановича Стецкого (1896–1938) «Об упрощенчестве и упрощенцах».

Тем не менее Кольман успел сыграть ключевую роль в раскручивании пропагандистской кампании против выдающегося советского математика, академика АН СССР Николая Николаевича Лузина (1883–1950).

Конец «Лузитании»

В психологическом отношении Н.Н. Лузин был исключительно интересной и нетривиальной личностью. Будучи гимназистом, он отличался полнейшей неспособностью к математике. Отец Коли нанял репетитора, студента Томского политехнического института, имя которого, мне, к сожалению, неизвестно. Репетитор вскоре понял, что натаскать несчастного ребенка на решение типовых задач ему не удастся, и избрал другую стратегию. Он предложил мальчику решить не очень сложную задачку, не имеющую отношения к школьной программе, предупредив, что это задание необязательное, но интересное. Его можно выполнять, а можно и не выполнять. И за невыполненное задание никто ругать не будет.

Мальчик решил задачу, и репетитор дал ему другую. Она тоже была решена. А затем Коля сам попросил студента дать ему новую задачку... Вместо того чтобы добросовестно готовиться к освоению премудростей школьной программы, гимназист и студент занимались какой-то чепухой. Но произошло чудо: мальчик, считавшийся неспособным, начал делать успехи на гимназических уроках математики. А затем избрал математику своей профессией и стал ученым с мировым именем.

Эта история показывает, что выдающиеся способности формируются не сами по себе, а благодаря работе положительной обратной связи: чем больше человек занимается той или иной деятельностью, тем лучше это у него получается и тем больше ему хочется этой деятельностью заниматься. Репетитор, который понял это уже в конце XIX века, имеет все основания называться выдающимся психологом и педагогом.

Стиль работы Н.Н. Лузина был не таким, как у большинства математиков. Он выносил на суд научной общественности не только конечные результаты своих трудов в виде строго доказанных теорем, но и промежуточные результаты в виде гипотез. В трудах Лузина встречаются такие «неуместные» выражения, как «Мне кажется...». «Ему кажется, а мне не кажется», — сердито писал в рецензии на работу Лузина его коллега. Интересно, что в отличие от других советских математиков Н.Н. Лузин был избран в АН СССР не по физико-математическому отделению, а по отделению философии.

После 1917 года Лузин стал признанным лидером московской школы математиков. Среди его учеников были П.С. Александров, А.Н. Колмогоров, М.А. Лаврентьев, Л.А. Люстерник, П.С. Новиков, М.Я. Суслин, П.С. Урысон, А.Я. Хинчин, Л.Г. Шнирельман и другие.

Начиная с 1920 года ученики Лузина регулярно собирались на квартире у своего учителя и до глубокой ночи вели нескончаемые дискуссии на научные и не только научные темы. Их тесная компания получила шутливое прозвище в честь предводителя — «Лузитания». Так назывался британский пассажирский лайнер, потопленный немецкой подводной лодкой в 1915 году. Название напророчило беду: сообщество учеников Лузина потопил острый внутренний конфликт, сознательно разжигаемый деятелями, подобными Э.Я. Кольману.

Первые вспышки будущего конфликта произошли в конце 1920-х годов.

Как исследователь, Н.Н. Лузин сформировался в среде математиков, работавших в Московском университете до 1917 года. Эта среда была политически консервативной, религиозной и вместе с тем не чуждой философии идеалистического направления. Учителем Н.Н. Лузина был профессор Дмитрий Федорович Егоров (1869–1931), в котором все эти качества проявились ярко. И вряд ли можно сомневаться в том, что некоторые из них унаследовал и Лузин.

Пришедшие в университет после революции молодые математики были далеки от этой философии. Они не верили в Бога и мечтали строить светлое будущее. До поры до времени эта разница не мешала жить дружно. Но в конце 1920-х годов с компанией математиков сблизился Э.Я. Кольман, и дружба молодых людей с Лузиным стала давать трещины.

Кольман намекал талантливым молодым людям, что любимый шеф их эксплуатирует и пользуется их идеями, что шеф, находящийся под влиянием мракобеса Егорова, безнадежно устарел, а будущее за молодежью, которой старики не дают ходу.

В кругу Лузина было принято подробно обсуждать научные результаты его участников, шел широкий обмен идеями. Поэтому определить авторство идеи во многих случаях было трудно. Научная работа была, по существу, коллективной, что для математики было в новинку: ранее считалось, что математик работает сугубо индивидуально и каждая работа имеет единственного автора. В итоге возникло противоречие между коллективным трудом и разделом его результатов. Это противоречие подогревало конфликт.

До поры до времени Лузину не предъявляли серьезных политических претензий. Его тактично критиковали за то, что он предпочитал публиковать свои труды на Западе, а не в СССР, но серьезных последствий эта критика не имела.

Положение резко изменилось в 1936 году. Весной этого года Н.Н. Лузин побывал на экзамене по математике в одной из московских школ и написал о своих впечатлениях статью, где высоко оценил уровень подготовки учеников. Но директор школы предпочел обидеться и 2 июля опубликовал в «Правде» «Ответ академику Лузину», в которой писал, что советская школа ждет от академиков не похвал, а конструктивной критики. А на следующий день в «Правде» появилась статья «О врагах в советской маске». В этой статье Лузин был обвинен в поддержке авторов заведомо слабых работ, зажимании талантливых молодых исследователей, присвоении научных результатов своих учеников, публикации большого числа малосодержательных работ, а заодно и в идеализме. Считается (не знаю, насколько обоснованно), что автором статьи был Кольман. После ее появления в печати развернулась кампания по очернению Лузина.

Для расследования предъявленных Лузину обвинений в АН СССР была создана Комиссия во главе с вице-президентом Академии, старым большевиком Глебом Максимилиановичем Кржижановским (1872–1959). Мудрый старый Глеб Максимилианович попытался спустить дело на тормозах. И это ему в значительной степени удалось. Несмотря на кампанию, развернутую в печати, Комиссия ограничилась предупреждением Лузину. Репрессий против академика не последовало.

Впрочем, Академии в те дни было не до Лузина: 15 июля 1936 года умер президент АН СССР геолог Александр Петрович Карпинский (1847–1936), и встал вопрос о его преемнике. Этот вопрос решался долго. В конце концов новым президентом стал уже очень немолодой ботаник Владимир Леонтьевич Комаров (1869–1945), устраивающий как власть, так и старых академиков.

Итоги работы комиссии Кржижановского были опубликованы в «Правде» 6 августа с комментариями, в которых говорилось о том, что в среде советских академиков следует навести порядок.

Печально, что в кампании против Лузина активно и вполне добровольно участвовали многие выдающиеся советские математики, и на научное сообщество это подействовало развращающе. Этим кампания против Лузина отличалась от кампании против вейсманистов-морганистов, от которой серьезные биологи старались по возможности дистанцироваться.

Э.Я. Кольман боролся с чуждой идеологией не только в математике, но и в физике. Первым физиком, с которым вступил в борьбу Эрнест Яромирович, стал Яков Ильич Френкель (1894–1952). Доставалось от Кольмана и только-только входящим в науку молодым исследователям, таким, как Лев Давидович Ландау (1908–1968).

В 1936–1938 годах Кольман занимал пост заведующего отделом науки Московского горкома ВКП(б), в каковом качестве активно участвовал в травле многих крупных исследователей. Однако после ареста брата жены Кольман был освобожден от занимаемой должности и на время затих. В своей статье, написанной в 1939 году, он поддержал Трофима Денисовича Лысенко. Но у Лысенко был свой идеолог, Презент, и Кольман ему не был нужен.

После окончания Великой Отечественной войны и Презент, и Кольман пережили кратковременный взлет, но затем были отодвинуты на второстепенные позиции и более активной роли не играли.

Э.Я. Кольман, с детства владеющий чешским языком, был направлен в Прагу, где занял должность заведующего отделом пропаганды ЦК Коммунистической партии Чехословакии. Занимая этот пост, он обвинял председателя КПЧ Клемента Готвальда и других партийных лидеров в недостаточно решительной борьбе с врагами. В конце концов, Готвальд пожаловался Сталину, Кольмана отозвали в Москву и арестовали. В тюрьме он провел три с половиной года, после освобождения преподавал в Московском автомеханическом институте и работал в Институте истории естествознания и техники АН СССР. При Хрущеве Кольман вернулся в Прагу и даже некоторое время возглавлял Институт философии АН Чехословакии.

Вопреки распространенному мнению, Э.Я. Кольман не принимал никакого участия в борьбе с физическим идеализмом на рубеже 1940 – 1950-х годов. Не принимал по вполне уважительной причине: в это время он сидел в советской тюрьме. В этой кампании отличились другие деятели.

Послевоенный взлет Презента был гораздо более впечатляющим: печально знаменитая сессия ВАСХНИЛ.

Сессия ВАСХНИЛ. Выступает И.И. Презент. Крайний справа Т.Д. Лысенко

Разгром генетики и падение Презента

Сессия ВАСХНИЛ в августе 1948 года, где Лысенко выступил с докладом «О положении в биологической науке», одобренным лично товарищем Сталиным, стала звездным часом и для него, и для Презента. С образчиками лысенковской риторики о единственно верном мичуринском направлении в биологии и происках менделизма-морганизма несложно ознакомиться в исторической литературе. Однако мотивы, которыми руководствовался Сталин, поднимая конфликт между генетиками и Лысенко на высокий идеологический уровень, остаются не вполне понятными.

Научное направление, развиваемое Лысенко, Сталин, несомненно, считал перспективным и всячески поддерживал. Вероятно, ему импонировала модель науки, ориентированная на быстрые практические приложения. Но для поддержки Лысенко не было необходимости громить генетику, достаточно было увеличить Лысенко государственное финансирование, а генетикам его урезать.

Развитию отечественной науки препятствовало существующее у многих руководящих работников и исследователей мнение о том, что российская наука не может дать миру ничего оригинального. Поэтому Сталин считал нужным поддерживать отечественных исследователей, выдвигавших оригинальные идеи, — а идеи Трофима Денисовича были более чем оригинальны. Вспомним, что в конце 1940-х годов в СССР началась кампания по борьбе с «низкопоклонством перед Западом», ставящая целью показать людям, что русские ученые не только копировали западных коллег. Эта кампания вскоре приняла анекдотический характер и была свернута, тем не менее о «низкопоклонстве и раболепии перед зарубежной лженаукой» говорили и на сессии ВАСХНИЛ.

Еще до войны генетику именовали «фашистской наукой», и у многих людей генетика ассоциировалась с евгеникой, расизмом и фашизмом. Однако на сессии ВАСХНИЛ 1948 года связь генетики с уничтожением «неполноценных» людей напрямую не обсуждалась, хотя некоторые ораторы рассуждали о «выведении расы господ и расы рабов», которое якобы ставят своей целью генетики. Позже были и более резкие публикации (например, статья «Мухолюбы-человеконенавистники» в журнале «Огонек», № 11 за 1949 год).

Генетика неявно намекала, что воспитание не всесильно, что силы и возможности человека ограничены его генотипом и что вообще наследственность имеет значение. Это противоречило представлению о том, что советский человек может всё.

И наконец, в послевоенные годы Советский Союз оказался перед необходимостью восстанавливать разрушенное войной. Для этого нужно было консолидировать народ вокруг власти, а для консолидации, как известно, полезен образ врага. Советская пропаганда 1945–1953 годов рисовала врагов не только там, где они действительно были, но и там, где их не было и быть не могло.

Презент на августовской сессии ВАСХНИЛ выступил с одним из ключевых докладов, а после сессии был назначен деканом и заведующим кафедрой дарвинизма биолого-почвенного факультета МГУ, одновременно возглавляя кафедру дарвинизма в Ленинградском университете. Злые языки утверждали, что, находясь в Москве, он получал командировочные от Ленинградского университета, а находясь в Ленинграде — от Московского.

В воспоминаниях современников Презент предстает беспардонным демагогом, и в то же время личностью, не лишенной обаяния, блестящим, энергичным оратором. Он был очень неглупым человеком и, судя по всему, адекватно оценивал профессиональный уровень большинства лысенковцев. Как в МГУ, так и в ЛГУ он стремился завоевать опору среди серьезных исследователей, далеких от игр в мичуринскую агробиологию. Так, в Московском университете он стал выдвигать талантливого зоолога Алексея Алексеевича Захваткина (1906–1950), который поставил с головы на ноги наши представления о систематике и эволюции клещей, а также сформулировал оригинальную гипотезу происхождения многоклеточных животных. Презент сделал А.А. Захваткина своим заместителем по науке и руководителем Научно-исследовательского института биологии при МГУ. Однако 14 декабря 1950 года Захваткин скоропостижно скончался в возрасте 44 лет. В научной среде ходили упорные слухи о его самоубийстве.

На кафедре дарвинизма в Ленинградском университете Презент безропотно терпел своего научного противника Кирилла Михайловича Завадского (1909–1977), делая вид, что верит в его раскаяние и переход на позиции мичуринской биологии.

Райская жизнь И.И. Презента продолжалась недолго. Есть данные, позволяющие считать, что в конце жизни Сталин разочаровался в Лысенко. По крайней мере, об этом пишет в своих воспоминаниях Юрий Андреевич Жданов (сын небезызвестного партийного деятеля А.А. Жданова и зять Сталина), занимавший в конце 1940-х — начале 1950-х годов пост заведующего Отделом естественных наук ЦК ВКП(б). Об этом же свидетельствуют участившиеся выступления против Лысенко в Московском обществе испытателей природы и «Ботаническом журнале», а также увольнение Презента из Московского и Ленинградского университетов со скандалом и последующим исключением из рядов КПСС. В партии Презенту удалось восстановиться, но в университетах нет.

После смерти Сталина борьба между генетиками и лысенковцами шла с переменным успехом, но развитие молекулярной биологии сделало позиции сторонников Трофима Денисовича стратегически безнадежными. В 1960-х начали публиковаться работы по генетике, генетика появился в учебниках. Когда был издан курс лекций профессора ЛГУ М.Е. Лобашёва «Генетика», это вызвало административную бурю. Официально преподавание генетики все еще находилось под запретом, Лысенко, которого поддерживал Хрущев, снова укрепил свои позиции. Однако в конце 1964 года, после отставки Хрущева, генетики одержали окончательную победу, получив поддержку советского партийно-государственного руководства.

Справедливости ради — как Презент, так и Кольман, располагая властью, иногда употребляли ее на пользу. Будучи деканом биолого-почвенного факультета МГУ, И.И. Презент выступил инициатором проведения биологической олимпиады школьников в Московском университете. Эта олимпиада проводится и по сей день, пользуясь у школьников немалым успехом, правда, ее содержание и форма вряд ли понравились бы Исааку Израилевичу. А Э.Я. Кольман в середине 1950-х годов выступил в защиту кибернетики.

Завершение политической карьеры Э.Я. Кольмана в СССР оказалось совершенно фантастическим. В 1976 году он выехал в Швецию, где жила его дочь с мужем, попросил у местных властей политического убежища и получил его. Восьмого октября 1976 года во французской газете «Либерасьон» Кольман опубликовал открытое письмо Леониду Брежневу «Почему я выхожу из Коммунистической партии». В письме говорилось, в частности: «В СССР нет элементарных демократических прав: вместо выборов — голосование за навязанных сверху кандидатов; отсутствие гласности в политической жизни; запрещение забастовок и профсоюзов; запрещены политические дискуссии, над всем властвует универсальная цензура; правдивая информация подменяется пропагандой лжи…»

Удивительно читать обличения лжи, цензуры и «навязывания сверху» от создателя «Вредительства в науке». Едва ли это было раскаянием. Кольман сохранил свою старую привычку бежать впереди паровоза. В 1930-х годах паровоз шел справа налево, и Кольман писал о вредителях-математиках, а в 1970-х годах паровоз пошел слева направо, и Кольман начал критиковать отсутствие демократии в СССР.

Скончался он в Стокгольме, в возрасте 86 лет. В 1982 году, уже после смерти Кольмана, на Западе вышли его воспоминания «Мы не должны были так жить...», которые при желании можно считать запоздалым покаянием.

Достоверных сведений о том, как закончил свой жизненный путь И.И. Презент, у меня нет. Ходили слухи, что он раскаялся и ушел в цыганский табор. Насколько эти слухи соответствуют действительности, сказать не могу.

Так бесславно завершилась деятельность этих «философов естествознания».

Последний карьерный успех Лысенко пришелся на правление Хрущева