Борьба с пластиком: сезон 3

Иллюстрация Сергея Тюнина

Многие уверены: в борьбе с пластиком не может быть компромиссов — ему не должно быть дороги не только в поля-леса-моря, но и на свалку. Ввиду глобализации, одной стране или даже группе стран осилить проблему не по силам. Поэтому решать ее надо всем миром, то есть взявшись за руки. Для этого нужен договор.

Многолетние переговоры защитников окружающей среды между собой, а также с различными политиками, похоже, привели к некоторому результату. В марте 2022 года в Найроби участники сессии ЮНЕП (Программы ООН по окружающей среде) решили начать подготовку конвенции о запрещении пластикового мусора. По плану, в 2024 году ее предложат политической общественности для подписания. Сейчас же эксперты обсуждают, что должно быть в этой конвенции.

Однако дело может быть несколько сложнее, и эта конвенция, если ее рассматривать в сочетании с обязательствами по декарбонизации, закрепленными в Парижском соглашении, способна оказаться уже вторым, после Зеленой сделки ЕС, камнем, брошенным в здание индустриальной экономики, которое внезапно оказалось выполненным из стекла.

Большой и малый пластик

Защитники природы рисуют ситуацию как своеобразный пластиковый армагеддон и, чтобы подбодрить то, что принято называть силами добра, сопровождают свой рассказ леденящими душу фотографиями. Из них следует, что мир покрылся горами пластикового мусора, настоящие пластиковые реки текут в небогатых странах Юго-Восточной Азии и впадают в воды Мирового океана. Цунами из пластиковых бутылок и пакетов обрушилось на берега райских островов Океании, а посреди Тихого океана возникло пластиковое море, не хуже Саргассового — его видно из космоса. В Средней полосе реки из пластика не текут, а вот пластиковые заводи, наполненные бутылками, пакетами, строительным пенопластом, встречаются. Да и лес пусть не плотно, но засеян пластиком на километры от человеческого жилья.

Пластиковые изделия рвутся, дробятся, и получается новый вид пластикового мусора — мезо- и микрочастицы. Они уже стали постоянным компонентом почвы, который в обозримом будущем, то есть за время жизни двух-трех поколений людей, никуда из нее не исчезнет, а его количество станет только возрастать. С этим новым компонентом происходит круговорот, в частности он путешествует по пищевой цепи и оказывается как в организмах высших животных, так и человека.

Интересно, что если не столь давно микропластик находили лишь в кале детей и взрослых, то теперь его обнаруживают в плаценте, в организмах новорожденных и даже в крови. Что это за пластики? Добрые знакомые: полиэтилен, полиэтилентерефталат (ПЭТ) и полимеры стирола. Все это — материалы для упаковки пищевых продуктов. Скажем, ПЭТ — бутылки для воды, полистирол — коробочки для йогурта.

Как микрочастицы пластика сказываются на здоровье всех участников пищевой цепи, не очень понятно, ведь они химически инертны. Однако в любом пластике есть функциональные добавки, придающие им какие-то свойства. Вот они химической активностью обладать могут. Кроме того, на микрочастицах сорбируются различные вещества, то есть микропластики становятся своеобразными концентраторами химикалиев, в том числе небезопасных.

Поскольку мы лишь недавно оказались в новой, пластиковой, реальности, исследователи только в начале пути и особо вменяемых выводов о вреде и пользе микрочастиц пластика нет. Однако некоторые факты уже зафиксированы. Например, у пациентов, которые жалуются на проблемы с кишечником, находят в кале значимо больше микрочастиц пластика, чем у здоровых людей. Почвенные организмы в новой реальности меняют свое поведение. Так, дождевые черви охотнее ползут туда, где в почве есть микрочастицы полилактата или ПЭТ. В пищеварительном тракте червей эти микропластики измельчаются все сильнее и сильнее.

Благодаря плавучим микропластикам микроорганизмы пересекают океаны и оказываются в совершенно неожиданных местах. Крупные организмы, например моллюски или ракообразные, используют для этих же целей макропластики. В дальних краях у них зачастую есть все условия для процветания, однако это совсем нехорошо для местных организмов, не готовых к конкуренции с пришельцами.

Лидерами по производству пластика и, стало быть, загрязнению им планеты стабильно оказываются КНР, ЕС и США. Доля республик бывшего СССР в этом деле ничтожна Рисунок: UNEP

Кока-кольное лидерство

Возникает вопрос: а кто все это сделал? Ответ есть. Раз в несколько лет ассоциация «Break Free From Plastic» изучает, какие компании изготавливают пластиковый мусор. Для этого у нее имеется почти 125 тысяч добровольных помощников в 55 странах, которые изучают, что написано на той или иной выброшенной мимо мусорного бака упаковке. Последний такой обзор проведен в 2020 году.

Лидером уже несколько лет остается «The Coca-Cola Company». За ней следуют «PepsiCo» и «Nestlé»: мусора от них, вместе взятых, столько же, сколько от чемпиона. Дальнейший список лидерской десятки нам также вполне известен по меньшей мере по некоторым выпускаемым продуктам: «Unilever» (кетчуп «Кальве», «Балтимор», бытовая химия «CiF», зубная паста «Пепсодент», «Лесной бальзам»), «Mondelez International» (кофе «Якобс», шоколадки «Милка», «Тоблерон», жвачка «Стиморол»), «Mars», «Procter & Gamble», «Philip Morris International», «Colgate-Palmolive», «Perfetti Van Melle» (конфеты «Фрутелла», «Ментос», «Чупа-чупс»).

Конечно, в каждой стране есть множество своих изготовителей мусорной пластмассы, например в виде бутылок для местной разновидности кока-колы. Они вносят вклад в локальное пластиковое загрязнение, а вот в мировом первенстве принять участие не могут, потому что не поставляют свою продукцию на внешний рынок. Это искажает статистику, но сути не меняет: десятку главных загрязнителей составляют транснациональные корпорации со штаб-квартирами в США и Западной Европе.

Как бы то ни было, чемпионское звание обязывает, все-таки не очень приятно быть в числе главных загрязнителей планеты. Поэтому все лидеры в той или иной степени вовлечены во всяческие общественные инициативы по сокращению пластикового мусора. При этом основной упор идет на сбор и вторичное использование пластика. Порой за счет проведения национальных кампаний в слаборазвитых странах удается собирать даже больше пластика, чем корпорация ввезла в эту страну в качестве упаковки своих товаров. Есть и кампании по сокращению веса упаковки, то есть расхода пластика на единицу продукции.

В общем, все выглядит более чем пристойно: тут и экономия, и снижение потребления, и переход к экономике с замкнутым оборотом пластика. Однако на деле это не совсем так. Например, снижение веса упаковки позволяет экономить пластик. Казалось бы, его расход должен падать. Однако в результате уменьшается себестоимость и растет доход. А что с вырученными деньгами? Они идут на расширение производства. Так корпорация начинает потреблять больше пластика.

Неполная переработка

Казалось бы, путь выбран верный: надо создавать систему сбора пластикового мусора, а затем его перерабатывать и вторично использовать. И так, совершенствуя ее год от года, собрать весь мусор. Удивительно, но эта идея не работает. Как так получается?

Вот статистика. Сейчас 79% пластика оказывается в лучшем случае на свалке, 12% сжигают и 9% перерабатывают. Такая переработка не мешает стремительному росту общего потребления пластмасс. Так, с 1950 по 2019 год его производство выросло в 174 раза, достигнув 380–450 млн тонн в год, а к 2045 году это количество удвоится. И как видно из статистики, все эти сотни миллионов тонн первичного пластика отправляются хорошо, если на свалку, а то и вовсе в леса и поля, реки и моря.

Поэтому эксперты-мусороведы говорят: первичный пластик, рост именно его оборота и есть первопричина зла. А все попытки корпораций наладить переработку — это лишь дымовая завеса, способ как-то сгладить ситуацию, заслужить хорошую репутацию у публики. Кардинального же изменения ожидать не приходится.

Оценки дают такие: даже при самом благоприятном сценарии, когда все участники пластиковой эпопеи, от государственных органов и транснацио-нальных корпораций до отдельных граждан проявляют сознательность (добросовестно участвуют в программах по замене пластиков, по сбору и переработке пластикового мусора, применяют самые современные технологии), нулевого баланса все равно достичь не удается. Максимум — удастся поднять вторичное использование до 80% за 20 лет. В результате в 2040 году остается не менее 17,3 млн тонн полимеров, которые ежегодно идут на приращение высоты уже имеющейся горы пластикового мусора.

А что же с любимой темой совсем недалекого прошлого — с биоразлагаемыми пластиками? Ведь, казалось бы, все прекрасно: сделали полимер, он послужил-послужил, да и разложился на воду и углекислый газ, исчез с глаз долой. Увы, практика показала, что и эти мечты оказались далеки от реальности.

Замечательный процесс полного биопревращения за несколько месяцев зафиксирован только в экспериментальных условиях либо в промышленных компостерах при нагреве выше 50°С или сильном ультрафиолетовом облучении. В реальности на свалках и в лесах-морях биоразлагаемый пластик живет гораздо дольше, а если на него не попадают солнечные лучи, то и во много раз дольше. При этом он не просто живет, а все-таки разлагается, пусть и медленно, то есть превращается в пластиковую пыль, становится упомянутым мезо- и микропластиком. И, следуя круговороту пластика в природе, в конечном счете попадает в пищу людей, последствия чего, напомню, медикам не очень понятны, а потому выглядят угрожающими. В общем, биоразложение оказалось не только не панацеей, но источником новых проблем.

Производство полимеров в мире, 1950 — 2019 млн т Рисунок: Центр стратегических разработок

Вредоносные добавки

Что же мешает переработке пластиков? Есть три способа сделать это: превратить в топливо, разложить на составляющие и синтезировать из них новый полимер или же раздробить, превратить в гранулы и вновь использовать. Последнее работает только с термопластичными полимерами; это как раз самые массовые — полиэтилен, полипропилен, ПЭТ, на долю которых приходится 90% производства пластиков.

Так вот, при всех трех способах переработки имеется практически неразрешимая проблема химического состава. Речь идет отнюдь не об основном полимере, с ним-то как раз все более-менее ясно. Каждому типу пластика присвоена маркировка, и на предприятии по переработке мусор сортируют в соответствии с маркировками, во всяком случае, так должно быть в идеале, а каждый вид пластика отправляют в соответствующий ему технический процесс. В принципе тут могут приложить руку и озабоченные чистотой граждане, которым вполне по силам самостоятельно сортировать пластиковый мусор. Скажем, отвинчивать полипропиленовые крышечки от ПЭТ-бутылок с водой, бумажных пакетов с молоком, да и относить их в магазин «Перекресток», откуда отсортированный пластик отправится на изготовление дорожных ограждений. Так сказать, дать пластику вторую жизнь, правда, не очень понятно, что с ним станет, когда эти ограждения отслужат свое: их снова переплавят или все-таки сожгут?

Такая сортировка решает очень многое, но, увы, не все. Потому что главная проблема переработки пластика — это не основной полимер, а добавки в него. Эти добавки обеспечивают как технологичность процесса производства, так и свойства готового материала. Специалисты насчитывают более 10 тысяч веществ, которые пусть в небольшом количестве, но присутствуют в пластиковых изделиях. И все эти вещества тоже попадут в переработку.

Результат же такой. Если из мусорного термопласта делают новое изделие, то как поведут себя во время переработки имевшиеся в нем добавки, доподлинно неизвестно. Зато точно известно, что их соотношения будут совсем не такими, как задумывает технолог. Самое простейшее следствие — получение грязного цвета в результате смешивания разноцветного мусора.

Гораздо хуже, если в состав термопластов были введены вещества, ускоряющие окисление (их добавляют для того, чтобы ускорить разложение): при переработке эти вещества станут разрушать полимерную матрицу материала для нового изделия. Причем совершенно произвольно. Поскольку эти вещества, как правило, оказываются солями переходных металлов, переработанный пластик такими металлами обогащается. Очень опасно присутствие в мусорном пластике бромированных антипиренов, ведь при ненадлежащем нагреве они дают диоксины, а тяжелые металлы еще и служат катализаторами такого превращения.

Ситуация с добавками доводит до того, что даже один и тот же вид пластика, если из него изготовлены разные типы изделий, приходится разделять. Например, так получается с бутылками из ПЭТ и сделанными из него же лотками для канцелярии: при измельчении они дают частицы разного размера, разной прочности, их совместная переработка обеспечивает технологам немалую головную боль.

Впрочем, это цветочки. Когда мусорный пластик превращают в топливо, вызревают весьма ядовитые ягодки. В принципе, топливом может стать любой углеводородный полимер, и, казалось бы, всё очищающее пламя способно кардинально решить проблему с этим отходом цивилизации. Но не тут-то было. Чем шире номенклатура предназначенных на сжигание пластиков, тем сильнее разнообразие входящих в них добавок. При сжигании они вступают в реакции друг с другом, с основными полимерами и порождают ядовитые вещества, например уже упомянутые диоксины.

Токсичные частицы вылетают с дымом или оказываются в золе. Там же находятся и микрочастицы несгоревшего пластика. Если дым еще можно как-то поймать и очистить, то зола так и остается ядовитой. Значит, ее надо захоранивать в специальных могильниках во все возрастающем количестве.

Кстати, эта особенность касается не только золы тепловых станций, которым отобранный пластик служит топливом, но и золы мусоросжигающих заводов. Там ведь тоже есть вездесущий пластик, который несознательные граждане не положили в бак для перерабатываемых отходов. Этот пластик сгорит вместе с прочим мусором, и содержащиеся в нем добавки могут породить всякие ядовитые субстанции. В общем, эту золу тоже считают ядовитой и требующей специальных мер при захоронении.

Переработка пластика в жидкое топливо в результате пиролиза отчасти решает проблему золы, однако добавляет новую: добавки могут переходить в готовое топливо, причем в неизвестном наперед количестве. Это неизбежно сказывается на качестве топлива и, соответственно, желании использовать такую продукцию с очевидными проблемами для двигателей.

Аналогичная проблема получается и при деполимеризации пластика с целью получить сырье для синтеза новых полимеров. Этот процесс считается самым перспективным. Суть его состоит в том, что пластиковый мусор подвергают пиролизу и получают пиролитическое масло, которое затем перерабатывают как ископаемую нефть, например проводят паровой крекинг. На выходе получится сырье для синтеза новых полимеров. И в идеале пластик проходит полное перерождение. На практике же возникают нюансы. Так, продукты переработки пиролитического масла оказываются загрязнены азотом, кислородом, хлором, металлами: железом, натрием, кальцием. Масло порой горит, образуется кокс, который портит оборудование. Чтобы потом получить качественный продукт, приходится проводить очищение от галогенов, добавлять водород или ископаемую нафту. Однако и это не спасает до конца, ведь номенклатура мусора, оказывающегося на фабрике по переработке, постоянно меняется. Она зависит от сезона, от праздников, внезапных изменений в поведении потребителей. Большое влияние оказывает и оснащение сортировочных предприятий такой техникой, которая обеспечивает стандарты разбора мусора по типам пластика. Это задача сейчас слабо решаемая хотя бы потому, что нет и самих стандартов. Ну и, очевидно, чем больше операций надо совершить при переработке, тем дороже оказывается такое вторичное сырье. И все равно никто не может гарантировать стабильность состава получающихся материалов, а стало быть, и неизменность их свойств от партии к партии.

Интересно, что все сказанное имеет отношение к пластикам, полученным не только из нефти, но и из продуктов биологического происхождения: биополиэтилен ничем не отличается, с точки зрения технолога, от нефтяного, он требует таких же функциональных добавок. А биоразлагаемые пластики оказываются еще и распространителями всех этих добавок в природе, ведь при биоразложении основного полимера они оказываются на свободе.

Структура образования пластиковых отходов по отраслям в мире в 2018 году, % Рисунок: Центр стратегических разработок

Пластик бежит в Африку

Как нетрудно догадаться, в месте расположения фабрики по переработке пластика воздух неизбежно загрязнен всевозможными добавками и продуктами их реакций, что никак не способствует здоровью рабочих и окрестного населения. Это если строить фабрику задешево, экономя на очистных сооружениях. А если строить задорого, тогда себестоимость переработанного, вторичного, пластика возрастает и он станет еще менее конкурентоспособным (вспоминаем нестабильность свойств) по сравнению с первичным пластиком.

В результате мы видим такую картину: по мере роста благосостояния граждан пластика в обороте оказывается все больше, а желающих его перерабатывать — все меньше. Естественно, в соответствии с практикой неоколониализма, принятой в развитых странах, возникает искушение сплавить неприятную проблему грязного производства в развивающиеся страны. И действительно, до недавнего времени основные мировые мощности по переработке пластика находились в КНР и туда отправлялось свыше 70% пластикового мусора, собранного в развитых странах. Однако в 2018 году власти КНР ввели запрет на ввоз мусора. Он устремился было в другие страны Юго-Восточной Азии: Вьетнам, Индонезию, Малайзию, на Филиппины. Однако и там вскоре сообразили, что ввязались в дело грязное и неблагодарное.

Сейчас значительные потоки пластика, причем, как правило, опасного, из предметов электроники (этот пластик обогащен бромированными антипиренами), устремились в Африку, в страны со слабым государственным контролем и несовершенным законодательством по обращению с мусором. Специалисты отмечают, что при этом европейские компании, отправляющие такой мусор за море, успешно отчитываются о проведенной утилизации пластика.

Сто и один способ остановить цунами

Все это свидетельствует о том, что пластиковая катастрофа только разрастается и никакие действующие меры остановить ее не в состоянии. Видимо, осознание этого факта и привело к идее создать всеобъемлющую Международную конвенцию, которая подобно Рамочной конвенции ООН об изменении климата введет борьбу с пластиком в какие-то юридические обязывающие рамки.

Пока что такие рамки дает принятая в 1989 году Базельская конвенция о контроле за трансграничной перевозкой опасных отходов и их удалением, где в приложении 2 упомянуты бытовые отходы, и резолюции Ассамблеи ООН по окружающей среде (ЮНЕА), призывающие всех людей доброй воли сплотиться для защиты Мирового океана от пластикового мусора и микропластика; их принимают каждые два года, начиная с 2014-го. Понятно, что таких призывов явно недостаточно для противодействия столь масштабному явлению, как пластиковое цунами.

Приняв в марте 2022 года решение о необходимости конвенции, будущие участники не стали откладывать дело в долгий ящик. Первые переговоры заинтересованных сторон, а это представители практически всех стран, от Алжира до Зимбабве, ЕС, различных неправительственных агентств, подразделений ООН и несколько сотен некоммерческих организаций, прошли в конце ноября — начале декабря 2022 года в уругвайском городке Пунта-дель-Есте. Они показали, что имеется неплохой консенсус: с пластиками надо что-то делать, однако есть нюансы.

Так, прибрежные страны Африки, а тем более обитатели малых островов в океане отмечают, что они-то в создании пластика как такового и последующего мусора из него участвуют в минимальной степени. Однако волею ветров и течений к ним прилетают и приплывают тысячи тонн макро- и микропластика, изготовленного и выброшенного за тысячи километров. Это не только лишает их права жить в чистом месте, но и ставит под угрозу существование окрестных экосистем, которые снабжают островитян пищей.

В неменьшей степени их пугает практика использования пластика как топлива, ведь при этом высвобождаются мегатонны углекислого газа: повышение уровня океана из-за таяния ледников может в прямом смысле снести островные государства с лица Земли. Поэтому они очень надеются, что идея борьбы с пластиком не потонет в болтовне. И вообще, будет логично, если виновники загрязнения раскошелятся и, во-первых, предоставят финансирование на борьбу с уже имеющимся и постоянно приплывающим пластиком, а во-вторых, передадут современные технологии обращения с ним и обучат местных жителей, как ими пользоваться.

При этом африканцы еще намекают, что борьба с пластиковым мусором, создание цикличной экономики — дело хорошее, однако не следует забывать, что сейчас в африканской отрасли переработки пластика создано немало рабочих мест и терять их не хочется. А равно не хочется иметь дело с ядовитыми добавками в пластики, которые теперь загрязняют африканскую землю. Стало быть, помимо безопасных технологий переработки такого мусора требуется и запрет на использование ядовитых добавок (таких, как бифенолы, фталаты, алкилфенолы, тяжелые металлы, бромированные антипирены) и вообще унификация химсостава пластиков.

Представители стран Азиатско-Тихоокеанского региона (не считая КНР, которая говорит сама за себя) гораздо более конкретны. Они прямо заявляют: у нас большой опыт борьбы с пластиком, и мы готовы поделиться им со всем миром. Так, некоторые члены этой группы государств уже ввели запреты на одноразовые пластиковые изделия, ограничили использование микропластика в определенных категориях продуктов, например в косметике, внедрили системы расширенной ответственности производителя на протяжении всего жизненного цикла пластмасс, решили, что за все платит создатель загрязнения, а не потребитель, реализуют программы образования для повышения осведомленности общественности и вообще добились впечатляющих показателей в сборе и переработке мусора. У них же созданы механизмы межгосударственного взаимодействия по мониторингу пластикового загрязнения и предоставление международной помощи в разработке национальных планов действий.

Это прекрасное заявление, впрочем, несколько расходится с действительностью. В самой населенной стране этого региона, Индонезии, текут пластиковые реки, где бутылки, мебельные поролоны, пенопласты упаковки и прочий нетонущий мусор создает многослойные торосы метровой высоты. Видимо, речь идет о практике каких-то других стран, скажем, Японии, где, по свидетельствам поживших там людей, любой пластиковой крышечке или оберточке определено свое место в мусорных контейнерах, стоящих в подвале каждого многоквартирного дома.

Структура обращения с пластиковыми отходами в мире, 2017 год, % Рисунок: Центр стратегических разработок

Радикальная депластиризация

Неизвестно, будет ли этот опыт использован, потому что ему есть серьезная альтернатива. Дело в том, что группа стран создала Коалицию больших амбиций. В нее вошли 36 стран: промышленно развитые, вроде ФРГ, Франции, Великобритании, Швейцарии, Нидерландов, Бельгии и Южной Кореи, просто зажиточные Люксембург, Монако и Исландия, поставщики углеводородов вроде Азербайджана или ОАЭ и не очень развитые, например Руанда, Коста-Рика, Сейшельские острова или Сенегал. Есть там и ЕС как отдельный представитель, а вот США или КНР нет. Предлагаемые этой коалицией идеи конвенции гораздо радикальнее, чем запрет на одноразовый пластик или сбор средств с изготовителей пластикового мусора.

Эта группа стран считает, что к 2040 году нужно ликвидировать саму возможность попадания пластика в окружающую среду. Причем, поскольку попытки решить проблему некими добровольно взятыми на себя обещаниями не сработали, нужно в кратчайший срок разработать такой договор, в котором будут прописаны обязательные к исполнению меры по регулированию всего жизненного цикла пластиков.

Их список довольно конкретен. Прежде всего необходимо сокращать производство первичных пластиков и увеличивать их вторичное использование за счет введения специальных налогов. Нужно разобраться с номенклатурой пластиков и запретить те, без которых можно обойтись. Необходимо запретить пластики и добавки в них, если они безусловно вредны, а также если есть подозрения, что они могут быть вредны. Число добавок следует сократить, сами они должны быть строго регламентированы и стандартизированы. Пластики должны быть долговечными, пригодными для безопасной вторичной переработки и соответствовать принципам круговой экономики. Новый документ должен включать обязательства по предотвращению попадания пластмасс в окружающую среду, при этом речь должна идти обо всех пластиковых материалах и изделиях, включая микропластики и, возможно, нанопластики, независимо от их источника.

Как видно, если такие идеи действительно станут обязательны к исполнению, как это было с Монреальским протоколом по запрету галогенводородов ради спасения озонового слоя, то всю мировую полимерную отрасль с ее многотоннажным производством ждут серьезные потрясения. Ведь очевидно, что даже без полного запрета первичных пластиков, а радикалы требуют не просто сократить, а именно запретить такое производство к 2040 году, эти меры спровоцируют существенное сокращение как номенклатуры, так и количества производимой пластмассы, потребуют перестройки техпроцессов, чтобы максимально включить в них использование вторичных пластиков.

Удивительно, что на таких мерах настаивают те самые промышленно развитые страны, которые окажутся в числе основных пострадавших, ведь именно на страны ЕС сейчас приходится 20% мирового производства пластика. При этом лидеры — США и КНР, дающие вместе 40% производства, — похоже, не совсем разделяют столь радикальный подход к решению проблемы пластикового загрязнения.

Слово финансиста, или Жираф большой — ему видней

Кому-то может показаться, что все эти встречи и разговоры дипломатов не стоят и выеденного яйца, мол, их ведут лишь для собственного удовольствия участников. Это не так. Монреальский протокол из категории «пустых разговоров» очень быстро стал средством устранения с рынка фреонов конкурентов, не подумавших перестроить свое производство на использование веществ без галогенов.

Парижское соглашение о декарбонизации мировой экономики вкупе с Зеленой сделкой ЕС на наших глазах ведут к полному переформатированию промышленного ландшафта ЕС и сопредельных стран, в том числе РФ. Более того, резкий взлет цен на углеродные энергоносители, диверсии на инфраструктуре, нефтегазовые санкции полностью отвечают целям Зеленой сделки ЕС, и, возможно, это не эксцесс, а средство ее реализации. Ведь именно при лишении энергетики и промышленности доступа к дешевым углеводородам, зеленая энергия перестает быть чрезмерно дорогой, ненадежной и, стало быть, инвестиционно непривлекательной. А казавшийся символом стабильности газ становится уже менее надежным и более дорогим, чем солнце и ветер. При этом сами по себе Парижское соглашение и Зеленая сделка ЕС осуществляют переформатирование мировой инвестиционной системы.

Вот, например, есть базирующийся в США мировой инвестиционный фонд «Black Rock Investments». Это самый большой в мире частный фонд, управляющий активами на 10 триллионов долларов, что соответствует примерно 7% мирового ВВП или столько, сколько за год производит треть КНР, половина ЕС или США, одна Индия, чуть меньше, чем две Японии, и чуть больше, чем ФРГ и РФ совместно. В январе 2020 года основатель и руководитель этого фонда Ларри Финк опубликовал письмо, озаглавленное «Фундаментальное изменение финансов».

Он указывает, что в связи с изменением климата у инвесторов появляется новый риск, климатический, который складывается как из влияния глобального потепления на жизнь людей из-за засухи, тепловых волн или подтопления прибрежных территорий, так и из тех мер, которые правительства предпринимают для выполнения Парижского соглашения. Соответственно, его фонд, задача которого обеспечить своим клиентам прирост доходов от вложений, не может игнорировать эти риски. Поэтому от подконтрольных компаний фонд теперь требует отчетности о проведении политики декарбонизации. А если руководство компании не выполняет это требование, его меняют. Только в 2019 году фонд голосовал против назначения 4800 директоров в 2700 компаниях.

Учет этих рисков заставляет изменять направления инвестиций. В частности, фонд выводит все свои инвестиции из угольных компаний, поскольку уголь признан злейшим врагом климата. И переносит в более надежные сектора, связанные с зеленой энергетикой и развитием транспортной инфраструктуры. Перенос крупных инвестиций из секторов, связанных с углеродной экономикой, в зеленую экономику, по мнению Финка, неизбежный процесс еще и потому, что в силу смены поколений людей на руководящие должности в компаниях и правительствах приходят те, кто воспитан в рамках зеленой парадигмы.

При этом речь идет о перераспределении многих триллионов долларов, и это та реальность, в которой нам всем жить в ближайшие десятилетия. Кстати, по данным исследовательского института фонда, в этой реальности имеется еще и хроническая высокая инфляция, что заставит людей быстрее оборачивать свои сбережения.

В принципе, все эти слова может произнести любой достаточно грамотный человек во время застольной беседы, однако они так и останутся застольной беседой. В устах же человека, распоряжающегося суммой, сопоставимой с годовым ВВП ведущих стран мира, это не просто слова, а руководство к действию: на его рекомендации ориентируются миллионы владельцев свободных денег во всем мире. Ведь если этот гигант куда-то вкладывает деньги, значит, он просто своим размером обеспечивает стабильность выбранного сектора. Так «пустые разговоры о придуманном парниковом газе и неэффективной неуглеродной энергетике» превращаются во вполне ощутимые перетоки денежных средств именно в неуглеродную энергетику с понятными последствиями.

Декарбонизация финансов: постиндустриальный переход?

Возьмем уголь. Инвестиции в угольные станции уже несколько лет сокращаются во всем мире, в ЕС так вообще принято решение о запрете угольной энергетики, и, кроме Румынии да Польши, все страны этого объединения еще недавно планировали к 2030 году закрыть угольные станции. Соответственно, нет инвестиций в новые шахты, ведь всем ясно, что потребность в угле падает, значит, риск таких инвестиций высок. Его производство, достигнув максимума в 2010 году, так и держится на уровне 7,5—8 млн тонн в год. Но вот пришел энергетический кризис: в 2021 году резко выросла цена на газ. Казалось бы — есть дешевый уголь на замену. Увы, оставшаяся без инвестиций отрасль не имеет резервов. В результате объем добычи не вырос, а вот цена взлетела в восемь раз по сравнению с серединой 2020 года.

Следующими за углем в списке отраслей, лишенных притока капитала, неизбежно оказываются нефтяная, а затем и газовая промышленность. О первой в связи с введением нерыночного механизма в определении цены уже предупредил вице-премьер Правительства РФ А.В. Новак: порождая неуверенность на рынке, вы вызываете отток инвестиций из неф-тяной промышленности, а это ведет к многолетнему дефициту в ближайшем будущем и сильному росту цен.

О сокращении инвестиций с аналогичными последствиями говорят и в газодобывающих странах: их, в полном соответствии со словами Финка, Зеленая сделка ЕС пугает и заставляет тормозить новые проекты по строительству трубопроводов и газосжижающих заводов. Видимо, введение в ЕС потолка цен на газ и в этой отрасли не добавит международным инвесторам энтузиазма. Стало быть, развитие углеродных отраслей в соответствующих странах пойдет за счет средств местных инвесторов и государства, а их объем и, значит, возможности, как видно, несколько уступают тому, что есть в распоряжении транснациональных фондов.

Выстраивается любопытная цепочка. Переток мирового капитала из углеводородной энергетики ведет к росту цен на энергию. Рост цен на энергию повышает до неприличного себестоимость промышленной продукции. Промышленные предприятия либо прекращают выпуск, либо перевозят производство в места с дешевой энергией. То есть результатом перестройки финансовой системы под политику декарбонизации становится деиндустриализация исторических промышленных центров.

И вот теперь для тех промышленников, которые на что-то надеются, грядет новая беда: не успеет ЕС в 2030 году достигнуть углеродной нейтральности, как в 2040-м, как видно, случится серьезное сокращение выпуска первичного пластика, а скорее всего, и любого пластика вообще. Интересно, что, как и в упомянутом Финком случае с «зеленой» повесткой, к этому времени в руководящих креслах окажутся нынешние молодые люди, воспитанные на картинках с планетой, обезображенной пластиковыми морями и горами.

Выходит, в ближайшей перспективе к ликвидируемым отраслям, связанным с производством и оборотом углеводородного топлива, прибавятся крупнотоннажная нефте- и газохимия, а также инфраструктура, обслуживающая производство пластиков из ископаемого сырья. Так, во всяком случае, следует из заявлений, что Конвенция по борьбе с пластиковым загрязнением по своей значимости не уступит Конвенции по борьбе с изменением климата. Интересно, что этот процесс может оказаться вовсе не общемировым, а станет личным дело стран ЕС. В принципе, так и должно быть, ведь именно страны ЕС смело идут по пути декарбонизации: если отказ от ископаемых углеводородов — так полный, чтобы ни одна молекула спрятанного в них углекислого газа в атмосферу не просочилась. Скажем, КНР вовсе не мечтает следовать по этой дорожке и только наращивает использование и добычу угля.

Как сказано в одном старом анекдоте: если ты вышел из подъезда и на тебя упал кирпич — это случайность. Если кирпич упал и на следующий день — это тенденция. Ну а когда он упадет на третий день — привычка. Удар по индустриальному сектору ЕС из-за игр с нефтегазовым эмбарго, наверное, можно было счесть случайностью. Когда к нему на наших глазах добавляется удар по промышленности полимеров, видимо, это можно счесть тенденцией. Пока не очень понятно, войдет ли дальнейшее разрушение промышленности некогда индустриального Запада в привычку.

О причинах же приходится гадать. Конечно, очень просто все объяснить затмением рассудка, когда жители западных стран, чье благополучие связано с мощной индустрией, решили совершить экономическое самоубийство и освободить рынок для еще более западных или сильно восточных конкурентов по экологической нише. Однако не исключено, что этими опасными телодвижениями руководит внутреннее убеждение, что техническая цивилизация зашла в тупик и кто первым освободится от пут машинной индустрии двух прошедших веков, тот и займет главенствующее место в постиндустриальном будущем, контуры которого сейчас не так уж легко рассмотреть. С равной вероятностью это может быть и путь назад, в пещеры, и путь вперед, к сияющему граду на холме.

Кандидат физико-математических наук
С.М. Комаров