Плата за удовольствие

Вещества, способные вызвать эйфорию, весьма различны по химическому строению, и тем не менее порождаемые ими психические эффекты довольно схожи. С морфином дело ясное: его молекула может напрямую взаимодействовать с рецепторами опиатных пептидов — естественных для организма стимуляторов центров удовольствия. Другие же наркотические препараты по строению ничуть не напоминают морфин. Поэтому возникают серьезные сомнения в том, что любой из них достигает цели, связываясь с опиатными рецепторами. Сомнения эти вполне справедливы, но не будем забегать вперед. Понять, почему самые различные наркотики вызывают субъективно сходное действие на организм, не так уж сложно, если сравнить их химическое строение со строением естественных посредников межклеточных контактов — медиаторов.

Полезнейшее растение индийская конопля издавна шло на изготовление пеньки и столь же издавна служило сырьем для получения гашиша и марихуаны (отечественные наркоманы предпочитают название «план»).

Действующее начало гашиша и марихуаны — один из изомеров тетрагидроканнабинола (ТГК). Попадая в организм, это соединение концентрируется в области лимбической системы, которую еще называют мозгом внутренних органов. Именно здесь, в лимбической системе, располагаются наиболее действенные центры удовольствия. Если же рассматривать лимбическую систему более широко, то в соответствии с теорией американского нейрофизиолога Дж. Папеца она отвечает за поддержание постоянства внутренней среды организма, размножение, развитие эмоций. Лимбическая система тесно связана с другим нервным образованием — ретикулярной формацией, которая регулирует общий тонус мозга.

Угнетающее действие ТГК распространяется и на секрецию другого медиатора — гамма-аминомасляной кислоты, выполняющей в центральной нервной системе тормозную функцию. Снятие же тормозного контроля над нервными центрами ведет к тому, что в высших отделах мозга процессы возбуждения начинают преобладать над процессами торможения. К тому же при наркотическом отравлении усиливается приток в кору полушарий импульсов от чувствительных окончаний внутренних органов. В обычном состоянии большая часть этих импульсов задерживается подкорковыми структурами мозга и не воспринимается сознанием. Теперь же, когда нормальные взаимоотношения между нервными центрами нарушены, обрушивающийся на мозг поток беспорядочных сигналов дезорганизует психику. Отражения внутреннего мира организма причудливо переплетаются с реалиями мира внешнего — возникают галлюцинации.

Несравненно более мощным галлюциногенным действием, чем ТГК, обладает другой препарат — диэтиламид лизергиновой кислоты, более известный как ЛСД. В 1943 году швейцарский биохимик А. Гофман сделал случайное открытие: изучая алкалоиды спорыньи (низшего гриба — паразитирующего на ржи), он обнаружил, что эти алкалоиды вызывают фантастические видения и потерю чувства реальности.

Прошло два десятилетия, и первоначально умеренный интерес специалистов к ЛСД выплеснулся волной наркомании. В бурные 60-е годы ЛСД превратился в один из символов хиппующей молодежи. Гимн во славу ЛСД «Строберри филдз» звал к уходу из прогнившего общества отцов с его жестокими законами крысиных гонок в чистый мир иллюзий: «Давай уйдем на Земляничные поля,— туда, где нет ничего реального»,— пели Битлзы. Хотя вчерашние хиппи в большинстве своем давно сменили романтические лохмотья на деловой костюм, ЛСД по-прежнему в ходу у наркоманов, не зря его называют королем психотропных препаратов.

Первые признаки действия ЛСД проявляются в обострении восприятия окружающего. Цвет предметов кажется необычно сочным, насыщенным, краски переливаются, фосфоресцируют. Стоит закрыть глаза, и в воображении возникают яркие образы. Затем нарушается правильная оценка времени и пространства, размеры предметов искажаются до неузнаваемости.

Спустя некоторое время эмоциональный подъем сменяется периодом угнетения психики, апатией. Появляются мысли о самоубийстве, и хорошо еще, если они не обращаются действием. Влияние препарата проявляется индивидуально и продолжается от нескольких минут до нескольких месяцев и даже лет. Всего лишь однократный прием дозы ЛСД может сделать человека инвалидом. Заранее угадать реакцию организма на галлюциноген практически невозможно.

Зона действия ЛСД и другого галлюциногена диметилтриптамина — та же лимбическая система. Что же касается молекулярных причин наркотической активности этих соединений, то достаточно сравнить их формулы со строением молекулы серотонина:

Молекулы всех трех препаратов имеют одинаковый участок. Вероятно, этот фрагмент позволяет химическим соединениям взаимодействовать с мембранными рецепторами — белковыми молекулами, специально приспособленными для восприятия медиатора серотонина. Есть и другое косвенное свидетельство: известно, что ЛСД эффективно блокирует серотониновые рецепторы, располагающиеся на клетках лимбической системы.
В пустынях Мексики растет небольшой кактус пейотль, или лофофор. Он содержит набор алкалоидов, главный из которых мескалин. Ацтеки почитали пейотль как божественное растение, приносящее удачу на охоте, защищающее от болезней и гарантирующее долголетие. Не последнюю роль в появлении столь лестной оценки кактуса сыграли свойства мескалина возбуждать центральную нервную систему и вызывать занятные галлюцинации. Последнее особенно пришлось по вкусу наркоманам.

Химическое строение молекулы мескалина близко к строению молекулы дофамина — одного из распространенных медиаторов нервной системы:

Логично предположить, что мескалин может вмешиваться в нервные процессы, происходящие с участием дофамина. И не удивительно, что дофаминергические структуры в изобилии встречаются в тех зонах мозга, раздражение которых вызывает удовольствие.
Эмоциональный подъем и эйфорию способны вызвать химические соединения, близкие по строению к адреналину и медиатору норадреналину. Наиболее известен эфедрин — лекарство от насморка и психостимулятор фенамин, дающий ощущение, что впору горы ворочать.

Адреналин, норадреналин, серотонин и дофамин — близкие родственники и объединяются в единую группу катехоламинов.

Но близость химического строения еще не проясняет характера взаимоотношений нейронов, вырабатывающих катехоламины, с клетками, секретирующими опиатные пептиды, и не дает однозначного ответа на вопрос, почему все перечисленные выше препараты способны вызывать эйфорию или галлюцинации, либо то и другое одновременно. Вопрос этот чрезвычайно сложен, и многочисленные экспериментальные сведения пока не укладываются в четкую схему. Несомненно, однако, что наркотическая способность ТГК, мескалина, диметилтриптамина, ЛСД, с одной стороны, и их структурное сходство с катехоламинами, с другой — отнюдь не случайное совпадение. Но будет ли тот или иной наркотик взаимодействовать с рецепторами мозга либо нарушать синтез медиатора в клетках, еще предстоит узнать, варианты могут быть различны.

На какие бы участки мозга не действовал наркотик, за удовольствие надо платить. Орудием судьбы может оказаться и мчащийся автомобиль, и крутая лестница, да мало ли какие опасности подстерегают человека, не способного трезво оценивать действительность. Есть и другая сторона: биологические табу, социальные запреты растворяются в пелене наркотического опьянения.

Даже самый «безобидный» наркотик, когда кажется, что полностью контролируешь себя, может подтолкнуть на непоправимый шаг. Первые затяжки папиросы, заряженной анашой, редко у кого вызывают эйфорию. Обычно возникает обратная реакция: тошнота, головная боль, подавленность — организм сопротивляется экспансии наркотической отравы. Но настойчивость ломает барьеры, и после второго-третьего подхода мир внезапно окрашивается в радужные тона.

Исчезают внутренние зажимы, и приходит раскованность, обостряется восприятие; звук собственного голоса, смех становятся приятным, приятно съесть яблоко, можно даже с семенами и черешком — все равно приятно. Но столь же приятным может оказаться ударить другого человека по лицу, вонзить нож в его тело. То, что копилось в подсознании — обиды, память об унижении, зависть,— способно неожиданно всплыть на поверхность и обратиться бессмысленной жестокостью, тормоза ведь бездействуют. Это может случиться после первых же экспериментов с анашой или спустя длительное время. У наркомана со стажем предвидеть, что произойдет в очередной раз, невозможно. 

Еще опаснее в этом отношении такие мощные наркотики, как морфин и героин. После кратковременного радостного возбуждения наступает многочасовой период апатии. Окружающий мир враждебен, раздражение легко сменяется вспышкой злобы. В таком состоянии человек опасен, как гремучая змея. Распознать же наркомана с первого взгляда не так просто, сивушным перегаром от него не разит, и внешне он может ничем не выделяться.

Ощущение внутренней свободы, раскованность, обострение восприятия окружающего мира и прилив сил, появляющиеся зачастую после употребления наркотических препаратов, породили утверждение, в какой-то мере реабилитирующее наркотики. Но, увы, это не более, чем мифы, не выдерживающие строгой научной проверки.

Один из них — интеллектуальный всплеск, раскрытие творческих способностей, происходящее якобы под действием наркотиков. Действительно, бывали случаи, когда представители творческой интеллигенции, люди искусства, использовали наркотический допинг пытаясь выйти на новые плоскости мышления и самовыражения. Вспомним хотя бы «Клуб гашишеедов», созданный в середине прошлого столетия Бодлером, Готье, Дюма-отцом и другими известными французскими писателями и художниками. Не стоит обольщаться, любой допинг ведет к преждевременному разрушению организма.

Лошадь, которой перед скачками вводили героин (а это и был первый допинг), очень скоро превращалась из горячего скакуна в немощную клячу. То же ожидает и человека, поставившего любой ценой выиграть приз в соревновании талантов. Прозрение может наступить, когда еще не поздно отказаться от наркотической стимуляции психики.
Другое заблуждение — это, увы, распространенное мнение,— будто бы наркотики резко повышают половую потенцию и активность. Опять-таки самообман. Да, они возбуждают, во всяком случае, вначале, психику человека. Да, под их влиянием исчезают робость, стыд, а заодно — желание обдумывать свои действия и готовность отвечать за них. Но не слишком ли дорогую цену приходится платить за возможность сбросить на время со счетов эволюции человеческого разума два-три миллиона лет?

Мнимый эликсир любви может оказать дурную услугу. Введение крысам-самцам всего лишь 15—20 миллиграммов морфина снижало содержание половых гормонов в крови. А между прочим, морфин в такой концентрации не способен даже обезболивать. Наркоман же, если произвести соответствующий перерасчет для организма человека, через иглу шприца вводит несравненно большую дозу наркотического препарата. И чем дальше, тем больше. Повторные инъекции неизбежно приводят к импотенции и прогрессирующей атрофии половых желез. Угнетающее действие наркотических соединений на половую функцию подтвердилось в наблюдениях за мужчинами-добровольцами.

Женский организм менее чувствителен к действию наркотиков, однако при систематическом употреблении развивается половая холодность, а затем, как закономерный результат, бесплодие. Но даже если наркоманка забеременела, возможность счастливого финала весьма сомнительна, поскольку здесь женщину подстерегает новая грозная опасность.

Чтобы оградить мозг от действия вредных химических соединений, попадающих извне, в организме имеется специальная система защиты — так называемый гематоэнцефалический барьер. Не останавливаясь подробно на его устройстве, скажем лишь, что стенки кровеносных сосудов, граничащих с тканью центральной нервной системы, обладают способностью задерживать многие вещества, например антибиотики, которые могли бы нарушить нормальную деятельность мозговых центров. Многие, да не все. Как правило, для наркотических препаратов гематоэнцефалический барьер не представляет серьезного препятствия. Потому-то они и оказывают столь мощное воздействие на психику.

Так же легко преодолевают наркотики другой барьер, охраняющий легко уязвимый организм плода — плацентарный барьер. Поэтому, если во время беременности женщина прибегает к наркотическим препаратам, то она вводит отраву и в организм будущего ребенка. Еще не родившееся дитя, не сделавшее еще первого вдоха, не знающее вкуса материнского молока, уже приобретает пристрастие к наркотикам. По сути дела, рождается потенциальный наркоман.

Не только половые, но и другие железы оказываются мишенями для действия наркотических соединений. Например, однократная инъекция морфина увеличивает секрецию некоторых гормонов гипофиза и, напротив, подавляет функцию щитовидной железы, угнетает выделение инсулина. Но важен даже не сам факт изменения концентрации того или иного гормона в крови, более существенно то, что практически нет таких желез, которые оставались бы нечувствительны к наркотическим препаратам. А ведь зона влияния желез внутренней секреции распространяется на все органы и ткани. Ясно, какую сумятицу вносит наркотик в нормальную жизнедеятельность организма.

С переходом наркомании в хроническую стадию реакции организма изменяются. Курит ли наркоман анашу или колет морфин в вену, глотает таблетки кодеина или нюхает кокаин, независимо от вида наркотика в этот период развивается так называемая толерантность. Иными словами, понижается чувствительность организма к действию физиологически активного вещества, вводимого извне. Проще говоря, чтобы достигнуть прежнего блаженного состояния, приходится выкурить уже не один «баш» анаши, а зарядить ею 8—10 папирос, вместо сотни миллиграммов морфина вводить в вену несколько граммов наркотика (это, между прочим, смертельная доза для начинающего наркомана), глотать по 30—40 таблеток противопаркинсонических лекарств. Но это лишь одна, количественная сторона перехода наркомании в хронику, есть и качественная.

В этот период формируется и все более настойчиво дает о себе знать абстиненция — своего рода наркотическое похмелье, гораздо более злое, чем алкогольное. Подгоняемый страхом перед абстиненцией, наркоман вынужден сокращать трезвые промежутки времени, в противном случае возникают очень тягостные ощущения. Так, например, кокаинистов донимают сильнейшие головные боли, появляется чувство проваливания в пустоту; любители посмотреть циклодольные «мультики» переживают жестокие боли в мышцах, сбои сердечного ритма.

Происходят изменения и в психике, а следовательно, и в поведении человека. Если на начальной стадии наркотики вызывали приятные видения, чувство блаженства, приятную расслабленность, то в хроническом периоде все изменяется. Тускнеют краски, гаснут сказочные феерии, словом, «куда уехал цирк? Он был еще вчера...». Если же видения остаются, то зачастую они становятся враждебными, угрожающими или приобретают субъективно неприятный характер. Например, у кокаинистов-ветеранов порою появляется ощущение, будто под кожей ползают жуки или черви. Понятно, что такого рода иллюзии радости не приносят.

У хронического наркомана после приема наркотиков вместо неги и релаксации появляется собранность, энергичность, повышается работоспособность. Но действие препарата быстро проходит, и снова наркоман вял и заторможен. Постоянной потребностью становится уже не столько сам наркотический «кайф», сколько стремление избежать абстиненции и вернуть себя хоть на время в деятельное состояние.

Хронические наркоманы, в отличие от начинающих, предпочитают нюхать, курить, колоться не в компании, а в одиночестве — делиться не придется; в общем-то, в этот период наркоманы уже и не нуждаются в чьем-то сопереживании, моральной поддержке, они полностью заняты собой — любимым. Распустившийся эгоизм — лишь один цветок в букете не лучших приобретенных или усугубленных качеств. В поведении появляются раздражительность, агрессивность, люди перестают следить за собой, ухудшается память, возникает эмоциональная тупость.

Чтобы продлить или усилить действие наркотика, зачастую начинают сочетать его с вином или какими-то лекарственными препаратами. В итоге — помимо сильнейшей абстиненции, нередки различные психозы. Гашишно-алкогольные психозы могут дать старт к развитию шизофрении. Психозы, появляющиеся в результате совместного действия морфина и некоторых лекарственных препаратов, сопровождаются тяжелыми вегетативными кризами (глубокими нарушениями в деятельности внутренних органов) и судорожными припадками. Кокаиновые психозы напоминают состояние белой горячки алкоголиков.

Хроническая наркомания не насморк и сама по себе не проходит; с годами кризис продолжает углубляться. На поздней стадии заболевания (это уже действительно заболевание, а не просто дурная привычка) окончательно разрушается организм и деградирует личность. У наркоманов выявляются тяжелые поражения печени, почек, сердца, органов пищеварения, эндокринной и нервной системы. Внешность наркомана являет собой отталкивающую картину распада: морщинистое лицо землистого цвета, выпадающие волосы и зубы, шелушащаяся кожа, тусклый взгляд, крайнее истощение тела. Происходят глубокие изменения в интеллектуальной сфере: появляются провалы в памяти, нарастают признаки слабоумия, вплоть до развития маразма, в конечном итоге возможна смерть от сердечной недостаточности, паралича дыхательного центра или любого инфекционного заболевания, с которым ослабленный организм уже не в состоянии бороться.

Чем дальше зашло дело, тем сложнее даже в условиях специализированного стационара избавиться от болезненного пристрастия к наркотику. Основное препятствие, из-за которого наркоманы обычно не могут самостоятельно отказаться от наркотика — абстиненция, показывающая себя в полную силу через сутки — двое после прекращения его приема. Особенно свирепый характер имеет абстиненция у хроников-морфинистов. Их мучает тошнота, рвота, поносы, нарушения сердечной деятельности, мучительные боли в мышцах, расстройство сознания. Без специальной врачебной помощи морфиновые «ломки», особенно если прием алкалоида снотворного мака сочетается с другими наркотическими и лекарственными препаратами, порой достигают такой силы, что могут создать реальную угрозу жизни.

Так что же это такое — грозная абстиненция? Расценивать ли ее как проявление высшей справедливости, как расплату за пристрастие к наркотику? Можно, конечно, и так, примерно в той же мере, в какой кариесные зубы допустимо рассматривать в качестве наказания за любовь к сладостям и пренебрежение зубной щеткой. Если же говорить по существу, то сейчас уже обнаружены нейрофизиологические механизмы, действие которых замыкает порочный круг наркомании, на одном полюсе которого — прием наркотика, порождающий толерантность и абстиненцию, а на другом — сама абстиненция, понуждающая к приему новых, еще больших доз наркотика, и снова, и снова — зависимость становится все более прочной. Это уже особый разговор.

Доктор биологических наук
А.Д.Ноздрачев,
кандидат биологических наук
А.В.Янцев
Рисунок С.Тюнина